Принцесса пепла и золы - Хэйлоу Саммер

Не могу в это поверить. Моя страна! Моя гордая, независимая страна!

– А у нас еще будет… король?

– Да, но с гораздо меньшим влиянием. Мой отец будет посредником между императором и своим народом.

– И с каких пор мы перестанем быть независимым государством?

– Соглашения находятся в разработке. Переговоры, касающиеся деталей, могут затянуться на месяц или два. Как только отец все подпишет, независимое королевство под названием Амберлинг уйдет в прошлое.

– Как он может делать что-то подобное? – ошеломленно спрашиваю я. – Как он может нас предать? Как он может предать меня?

– Он делает то, что говорит ему отец. И будучи самолюбивым, как и все представители Кинипетской династии, он считает, что делает нам одолжение. Ибо что может быть прекраснее, чем быть частью Империи?

Мы молча сидим бок о бок во дворе, пока не настают сумерки. Я не прошу у Випа одежду для верховой езды и седло. Решаю вернуться домой пешком и отложить полет до завтрашнего утра.

Львиное Сердце летит вперед. Когда я захожу домой, уже стемнело. Мой взгляд тут же устремляется к плоскому участку крыши между двумя самыми высокими фронтонами. Там, наверху, лежит мой линдворм, я вижу его черные очертания. Он спит. Эта крыша всегда была его любимым местом. Даже днем он часто лежал там, наблюдая за всем, что происходило вокруг дома. Я так счастлива, что он вернулся! И в то же время мне грустно. Как все, что касается Испе́ра и Амберлинга, могло зайти так далеко?

Я поднимаюсь по ступеням в свою комнатку в башне. После смерти мачехи я могла бы вернуться в свою старую комнату, но она стала для меня чужой. Какой бы сырой и продуваемой сквозняками ни была моя башенная комната, она мне нравится. Я люблю вид из окна, люблю общество голубей и не имею ничего против летучих мышей и пауков. Зимой, в самые холодные дни, я спала внизу, в доме, но теперь, когда на улице потеплело, мне по нраву лежать в своей постели и смотреть через окно прямо на звезды.

Войдя в комнату, я сразу ощущаю непривычный запах. Пахнет голубой куркумой и нотками летних трав. Я поднимаю лампу выше и вижу, что на кровати что-то есть. Моя накидка! Ту, что я потеряла прошлым летом в лесу, когда встретила Испе́ра! На ткани лежит мешочек, наполненный голубым порошком. Такое количество этой специи на рынке пряностей стоит монеты три-четыре.

С лампой в руке я разворачиваюсь, освещая все углы комнаты. Сначала думаю, что его здесь нет, но интуиция подсказывает – я здесь не одна. Более того, чувствую присутствие, которое приводит меня в возбуждение, восторженное, яростное возбуждение.

Да! У окна что-то мерцает. Я помню совет, который дала мне девушка, которая на самом деле была моей матерью: «Моргай, если что-то хочет от тебя ускользнуть, – говорила она. – Моргай, потому что глаза часто ошибаются. Когда глаза уже не будут смотреть так внимательно, а взгляд слегка затуманится, искать начнет сердце. Оно и найдет то, чего не могут разглядеть глаза».

Именно так сейчас и поступаю – и тот, по кому я так долго скучала, становится видимым!

– Превосходно! – восклицает он, хлопая в ладоши. – Ты сделала это!

Он сбрасывает маскировочное заклинание, и теперь я действительно вижу его: он выше меня, выше, чем Вип. Раньше я не принимала это во внимание. Веснушки покрывают его кожу, как и тогда, и я с облегчением отмечаю, что на его лице, несмотря на войну, не появилось никаких новых шрамов. Голубые глаза с темнотой внутри напряженно смотрят на меня. Вполне благожелательно, хоть и немного отстраненно. Мы давно не виделись. Очень-очень давно. О большей близости не может быть и речи.

– Ты знаешь, что это хороший знак? – спрашивает он. – Если кто-то может обнаружить кого-то под заклинанием маскировки – особенно если этот кто-то совершенно не обладает магическим даром, – это означает, что замаскированный человек что-то значит для него.

– Или что кто-то очень злится на замаскированного человека!

– Значит, ты сердишься, – говорит он и, похоже, считает это забавным, а не пугающим.

И это злит меня куда больше. У него всегда был этот вот-он-я-какой взгляд? Или победа над Тайтулпаном вскружила ему голову?

– Что ты о себе возомнил? – кричу я ему. – Ты осмелился прийти в эту страну, в мою страну, и шантажировать нашего короля? Только худшие люди угнетают более слабых и отбирают то, что им не принадлежит! Как можно так поступать? Я ненавижу это! Ненавижу находиться в беспомощном состоянии и позволять навязывать себе что-то лишь потому, что у меня нет другого выбора! Потому что кто-то приходит и говорит: «Я сильнее тебя! Я беру то, что хочу, потому что могу!» Я презираю таких людей! Я презираю тебя!

Кажется, его это не особо напрягает. Он пытается подавить улыбку, но ему это не удается.

– Если ты думаешь, что это смешно, – угрожающе заявляю я, – тебе уже ничем не поможешь!

– Извини, – отвечает он, – я просто вспомнил наш последний разговор. Ты говорила, что презираешь множество людей. А я ответил, что ты любишь тех людей, которых презираешь. И ты не отрицала этого.

Да уж. Я и сейчас не могу это отрицать, но точно не собираюсь говорить об этом ему. Все, что сказала Випу зимой у садовых ворот, по-прежнему актуально: я хочу прикоснуться к этому презренному монстру-волшебнику, который стоит передо мной. Хочу в его объятья, куда меня непреодолимо тянет. Но у меня есть гордость и честь. Я не поддамся этому позорному порыву.

Проблема в том, что он, похоже, ощущает то же влечение, но не собирается сдерживаться, предпочитая поддаться своим чувствам. Он подходит ко мне, обхватывает мою голову обеими руками, словно дыню на рыночном прилавке, которую можно взять так, как хочется, и приближает свое лицо к моему.

– Я сильнее тебя! – говорит он. – Гораздо сильнее! Но я люблю тебя – и твою страну люблю тоже. Ты совершенно не понимаешь, но я хочу возвести защиту между вами и своим отцом, намереваясь получить для Амберлинга самое лучшее! Моему отцу не нужно вести переговоры. Он может появиться здесь с небольшой частью своих войск и диктовать вашему королю условия. Тем самым образом, который ты так ненавидишь. И поверь, если бы меня здесь не было, он бы поступил именно так, полагая, что так будет лучше для всего мира. Но здесь я, и я готов выслушать, что скажут мне твой король и Вип. Не кричи на меня за то, что я отвоевал для вас у отца максимально возможную свободу действий. Он готов в будущем возложить ответственность за Амберлинг на меня, в случае, если аннексия – я признаю, она случится – пройдет гладко и быстро.

– И что, теперь я должна поцеловать тебя за то, что ты чуть менее омерзителен, нежели твой отец? Потому что ты оставляешь нам максимальную свободу?

– На самом деле мне все равно, почему и за что ты меня поцелуешь, но можешь начинать!

Он так обольстителен со мной, что я действительно испытываю искушение сделать это. Но невозможно! Только не так!