Принцесса пепла и золы - Хэйлоу Саммер

– Хотя ты, конечно, достаточно силен, чтобы добиться запрета!

– Я бы продумал путь и способы…

– А как насчет твоей любимой, ответственной, великой, героической кинипетской императорской семьи? Твой отец случайно не против, чтобы ты женился на иноземной девушке, которая не умеет колдовать?

– Ну, что касается иноземной, так это скоро перестанет быть актуальным.

– Но магического дара у меня не появится.

– Да, это действительно проблема. Я приложил много усилий, чтобы убедить отца в нашей связи, или, по крайней мере, добился, чтобы он не запрещал мне такой союз полностью и окончательно. Ты не можешь судить об этом, потому что не знаешь его, но, скажу я тебе, эти аргументы потребовали от меня столько же боевого духа и тактического мастерства, что и вся война.

– И все это, не спрашивая у невесты, хочет ли она?

– Я подумал, что лучше спрошу невесту, когда она узнает условия.

Я чувствую в животе что-то среднее между паникой, восторгом и желанием. Всего понемногу, но ощущаю себя при этом предателем. Сначала упрекать императорского сына в корыстолюбии, а потом его желать – да куда такое годится?!

– Что за условия? – как можно холоднее спрашиваю я.

– У тебя не будет прав на собственность моей семьи, ни у тебя, ни у твоих – наших – детей, если они появятся. Они будут исключены из наследственной преемственности. Кроме того, мой отец не желает тебя видеть, а это значит, что тебе придется держаться подальше от всех императорских резиденций, особенно от дворца в Толовисе. Он не признает тебя частью семьи, но не станет препятствовать браку – если я не смогу с этим справиться и прийти в себя. Обязательное требование состоит в том, чтобы ты подписала договор, в котором откажешься от всех прав и титулов, в том числе от имени своих потомков.

– Ах, и верно, это еще одна мера, которая предпринимается только для моей пользы!

– Поскольку у тебя, как у члена кинипетской династии, и в самом деле имелись бы некоторые неудобные обязанности, такой договор имеет свои преимущества.

– А теперь я должна возрадоваться и повиснуть у тебя на шее?

– Как я уже сказал, я не намерен жениться на тебе завтра. Мы ведь еще молоды. Просто подумай об этом.

И вот мы стоим лицом к лицу в башенной комнатке, почти целиком погруженной в темноту ночи, если не считать призрачного света луны. Мне так хочется отбросить все, что стоит между нами, пусть даже на одну ночь. Хочется, чтобы мы снова целовались, как в саду во время бальной ночи, но на этот раз без лишних глаз и не торопясь. Нам не пришлось бы останавливаться, и мы могли бы продолжать до самого утра.

– Я, кстати, не дочь торговца, – говорю я, чтобы сказать еще хоть что-то наперекор. – Настоящая Клэри умерла. Поэтому мой отец пошел в «Хвост Аллигатора», взял ребенка проститутки и вырастил его как свою дочь. Что ты на это скажешь?

– Это и вся история о таинственном имени на надгробии? Я немного разочарован.

– Меня не волнует, разочаровывает тебя история или нет. Я хочу знать, что ты думаешь о моей матери!

Он оглядывает меня очень внимательно: его взгляд тщательно изучает меня от макушки до кончиков пальцев на ногах и обратно, словно дразня. Словно раздевая меня глазами!

– Ну, я думаю, если она хоть немного похожа на тебя, то, разумеется, имела большой успех в своем ремесле.

Я не могу не улыбнуться.

– Ты не презираешь нас? А как же твой отец?

– Тут я хотел бы попросить тебя держать эту информацию при себе. Моего отца это совсем не обрадует и к тому же может привести к осложнениям. Мы с братом всегда придерживались этого правила: не говорим ему то, что может только без надобности его расстроить. С настолько влиятельным человеком от этого не выиграет никто.

– Ты вообще-то единственный, кому я рассказала об этом. Я не собираюсь звонить об этом во все колокола.

– Вот и хорошо.

– Разве тебя это не беспокоит? Я имею в виду – это же не примерные родители! Хотя, мне кажется, моя мама тебе понравилась бы. Я, во всяком случае, очень ее любила.

– Тогда она понравилась бы и мне. Как ее звали?

– Джана. Ее звали Джана.

Я словно произнесла волшебное слово, какое-то магическое заклинание. Кажется, я никогда не произносила этого имени с тех пор, как мой отец сказал, что Джана уплыла в дальние страны. Моя фея верит в магию слов и доверяет силе предков. И прежде всего она верит в связь между матерью и ребенком, с которой не может соперничать даже смерть. Нерушимая связь.

И когда произношу имя матери, я знаю – знаю наверняка, – что она где-то рядом и незаметно и очень ненавязчиво заботится обо мне. Легкая, словно крылья бабочки, ее забота окутывает меня, и так было всегда. Я никогда не чувствовала ее веса, и, возможно, поэтому мне казалось, что со мной никого нет. Но она была. Все это время любовь и уверенность, которые она мне дарила, поддерживали меня.

Духи, утверждает моя фея, уже не так привязаны к жизни, как мы. Они свободны и великодушны, смотрят на все гораздо более спокойнее, чем делали это при жизни. Их цепи разорваны, а души танцуют. Танцующая душа моей матери может познать мир куда лучше, чем я. Ее не терзают сомнения или замешательство. Она видит все четко и ясно. И поэтому она шепчет мне: «Ты любишь его! Так чего же ты ждешь?»

Она совершенно права. Чего я жду?

Я подхожу к нему, встаю на цыпочки и касаюсь его губ своими. Этого хватает, чтобы мы позабыли все то, о чем только что спорили. Наши инстинкты преследуют нас, и потому что мы так долго были лишены объятий, бросаемся друг на друга, отбросив любые приличия.

Когда мы прикасаемся друг к другу, что-то происходит. Что-то неистовое.

Мною движут силы, которые сильно отличаются от обычных, и пусть мне кажется, что я застигнута врасплох и поглощена этими чувствами, я ощущаю единение с собой как никогда раньше.

Каждый сантиметр моего тела, который я отдаю и уступаю ему, – в выигрыше. Каждая его частичка, которую я с жадностью завоевываю, стоит мне контроля над своим сердцем. Внезапно мое сердце оказывается скованным, объединенным с этими переживаниями. Я уже не смогу просто забрать свое сердце и уйти. Оно никогда больше не будет целым: на нем следы – те же самые следы, что я оставила на его сердце.

И вот мы оба сдаемся, бросаемся очертя голову в эту капитуляцию, чувствуем сладкую боль утраты и упиваемся поражением. Связь скреплена печатью, все решено, пути назад нет. Мы еще можем оспаривать детали – и делаем это, то дико, то смело, то нежно.

Думаю, мы всегда так будем делать: бороться за детали своим сердцем и разумом, потому что мы такие. Гордые праволюбцы, влюбленные и упрямые. Для него это не будет легкой игрой, потому что любовь – моя стихия. С этой ночи я знаю это. Владею этой наукой, как никакой другой магией, а потому всякий раз, когда буду сражаться с этим завоевателем, я буду побеждать.