Ради тебя - Катерина Снежинская

— А Карт — это кузен ваш? Видать по всему, крепко его любите, — заметил Джерк, небрежно подгоняя своего зверюгу.

— Конечно, мы и в детстве очень дружили.

— В детстве? — колонист глянул на неё из-под полей шляпы. — Так он вас насколько старше!

— Всего-то чуть больше, чем на пять лет, — пожала плечами Тиль.

— Ну ясное дело, — кривовато усмехнулся Доусен, — она девчонка совсем, он здоровый парень. Лишь дружба и может случиться.

— На что это вы намекаете?

— А вы на вопрос-то ответьте.

— Я уже ответила.

— Не-а, — покачал головой Джерк. — Я про другую любовь речь веду. С ним-то всё понятно, глядит, как голодный пёс на окорок. Ну а вы?

— Я не собираюсь обсуждать с посторонним человеком такие деликатные темы! — возмутилась Арьере, даже кобылу придержав.

— Ну и не обсуждайте, — согласился Доусен, — а просто скажите, как оно есть.

— Я не знаю, — выпалила Тильда, хотя собиралась-то просто прекратить этот нелепейший, прямо сказать, неприличный разговор, но вот вылетело же. Впрочем, ничего дурного, наверное, в этом и не было. Завтра-послезавтра она в столицу вернётся и никогда больше не увидит этого колониста. Даже если он волю языку даст, дурного не случится. Кому какое дело до того, что болтает конюший? Получается всё равно, что в подушку шепнуть. — То есть теперь-то между нами ничего и быть не может, а раньше… Понимаете, я в него влюблена была, конечно. Но ведь история не нова: маленькая девочка и почти взрослый кузен, который её опекает. А потом машина Карта упала в море, но ему повезло, правда, выжил только волей Неба. Его подобрало судно.

— Чего ж тут не понять? — кивнул Джерк и вышло у него это как-то так, что сразу стало ясно: действительно понимает, судить не собирается, а просто слушает. — Герой, все дела.

— Тогда немножко не так вышло, — Тиль, не думая, разгладила ладонью конскую гриву. — Кузена подобрали китобои. Знаете, где они промышляют? Это очень далеко. Говорят, там до сих пор Вечная ночь царит, солнца вообще нет, а небо светится.

— Брехня, — длинно сплюнул Доусен. — Ночь там всего-то по полгода бывает, но места и впрямь дальние.

— Ну вот. Пока Карт в горячке был, а болел он долго, они успели забраться в такую глушь — никаких портов, лишь деревеньки аборигенов. Никакой телеграфной связи у браконьеров, конечно, нет. В общем, когда кузен сумел о себе сообщить, уже больше полугода прошло. А о его гибели объявили официально и награду дали. Посмертно.

— И у вас новый сердечный друг нарисовался, так, что ль? — совсем не осуждающе, а даже с сочувствием спросил Джерк.

— Вроде того, — Тиль и не заметила, когда успела наплести из конской гривы целую кипу косичек. — Хуже всего, что он был лучшим другом Карта. И моим тоже.

— Да, дела, — цокнул рыжий. — А потом чего стряслось? Вы ж вроде с другим к алтарю пошли?

— Вот об этом говорить точно не желаю, — отрезала Арьере. — С чего это я с вами разоткровенничалась?

— Просто я обаятельный, — признался нахал. — И мне тайну рассказать, что в Небо отпустить. А вон он Арьергерд. Пришпорьте кобылу, а то так и до обеда не вернёмся.

Тильда мрачно глянула в спину «обаяшке», тяжко вздохнула и подобрала поводья. Острое сожаление о ненужной болтливости осело горечью на языке. Но недаром же умные люди говорят: сказанного не вернёшь.

* * *

Домик, в котором, по всей видимости, жила Гулящая Мира и совершенно точно принадлежащий Мире, варящий «ядрёный» самогон, выглядел вполне прилично, хоть и стоял на самой окраине городка, за ним уже лесок начинался. Но ничего порочного в нём совершенно не было: заборчик из крашеного штакетника, ячеистые ставни, аккуратно побелённые стены. Тиль даже что-то вроде разочарования почувствовала, правда, длилось оно недолго. Ровно до тех пор, пока хозяйка не появилась.

Мира, как бы её ни прозвали, оказалась совершенно квадратной — невысокая, но ширина плеч, груди и того места, где обычно у женщин талия бывает, совпадали идеально. Вот только бедра благодаря многочисленным юбками казались пошире. Зато лицо женщины было каким-то незавершённым, словно недоделанным. Глаза, едва видимый носик и губы скучковались посерёдке, а вокруг много-много румяного мяса.

В общем, будь Тильда мужчиной, ни за что на такую красоту не польстилась, даже пожелай кто приплатить.

— Ну и чего припёрлися? — дружелюбно, даже ласково поинтересовалась тётка, вытирая руки о передник. — Сказано же, раньше следующей седмицы пойла не продам, для крепости ему настояться нужно.

Тильда кашлянула, оправила жакет, задравшийся, когда она спешивалась.

— Видите ли… — начала вежливо.

— А то как же, — не пожелала дослушивать баба, — глаза ещё не проглядела. Крайтов я не узнаю иль как? Чё прискакала? Ежели мальчишку возвернуть хочешь, так ничего у тебя не выйдет. Где его дочура нагуляла, мне не ведомо, меня не спрашивала. Значит, и ответа с меня никакого.

— Но он же ваш внук! — опешила Тильда.

— Да хошь сын, — отозвалась Мира беззлобно, деловито отёрла красный подбородок, сунула тряпку за завязки передника. — Не на что мне его кормить, сама с голоду пухну.

— Давайте этот вопрос мы обсудим позже, — промямлила Арьере, судорожно соображая, с какой стороны к толстухе подъехать. Откровенно говоря, такого приёма она не ожидала. Морально-то подготовилась ко многому: плачу, причитаниям, даже требованию денег. Но чтоб вот так деловито отказаться? Нет, эдакий вариант и в голову не приходил. — Я хотела…

— Знамо, что ты хотела, — фыркнула бабища, видимо, твёрдо решив не давать гостям рта раскрывать. — Про дядьку своего послушать. Это мы запросто, да вы в дом проходите, соседям-то моим греть уши в радость.

— Нет, вы меня не поняли…

— Чего тут непонятного? — удивилась Мира, бесцеремонно хватая Арьере за рукав и таща за собой в тесноватую, темноватую комнату — то ли холл, то ли кухню, то ли столовую, сразу и не разберёшь. Очаг тут теплился, сковородки-котелки по стенам висели, а ещё длинный, чисто выскобленный стол стоял и кресло с кружевной салфеточкой на спинке. — Про твою мамку я с охоткой расскажу. Пусть доча знает, какой гадюкой родительница была. Пока Берри-то на Небо не отправился, молчала. А теперь весь срок вышел. Значит, слушай…

— Мастер Доусен, не могли бы вы оставить нас вдвоём? — попросила Тильда. — Если это возможно, подождите меня снаружи.

— А зачем ты его гонишь? — возмутилась тётка. — Мне скрывать нечего, я жизнь честно прожила. — Тиль, понятно, ничего на это не сказала, хотя, конечно, её взгляд на то, что положено называть «честной жизнью» от мириного явно отличался. — А что ты бровками-то дёргаешь? — разозлилась хозяйка всё же что-то такое заметив. — Думаешь, из ума выжила иль вру? А вот и не так. Это знатные из себя невесть что корчат, гляньте на них: чистенькие да благородные, росою питаются, светом умываются, в горшках ночных не навоз, а розы оставляют. Только лжа это, лжа и ничё боле! Ковырнёшь такого — мать честная! И руки-то у него по плечи в кровище, и спёр не на медяк — на золотую гору, а уж врал-заврался, сам не упомнит, когда правду-то говорил. Я же заповеди Неба вовек не нарушила.