Ради тебя - Катерина Снежинская

— Жасмин, — едва выговорила Тильда.

— Чегой-то? — икнула баба.

— Жасмин, а не цветочек. Так маму звали.

— Ну я и говорю, без разницы это. В общем: «Не верну, — говорит, — и вся недолга!» А девка в себя пришла и к муженьку тянется: «Увези, — бормочет, — силов моих больше нету!» Ну тот супружницу у Берри отобрал и только его видели. А я гляжу на Крайта-то и сердце кровью обливается! Ну перевернуло мужика, как есть перевернуло! В лице не кровинки, и рот кривой, ну точно удар хватил. После и вовсе завопил, да страшно так, завыл прям зверем! Вот тебе знак пресветлый, я аж юбки замочила! — Мира прижала кулаки к груди, дико выпучив глаза. — И братец его — ты ж помнишь, там братец ещё был — тоже перепугался. Кинулся к Берри, давай его успокаивать, тот и замолчал. Стоит, словно его здеся и нету. Потом отмер и так с улыбочкой: «Говоришь, чужая жена не моя, не купил? Всё вы мне попомните!» Ну и пошёл, да и я домой побегла. Такая жуть меня взяла, я даже мамке ни словечка не сказала.

— А дальше-то что было? — поторопил Доусен задумавшуюся, а, может, просто задремавшую Миру.

— Дальше уж про меня рассказ, — не слишком внятно, но бойко откликнулась тётка. — Сколько-то времени с тех пор прошло, племянник с жёнушкой своей гулявой, говорят, за моря подались. Младший братец Крайта и вовсе помер, а я совсем заневеститься успела. Тут-то меня Небо с Берри и свело. Много ли девке молоденькой надо? Здесь шепнул на ушко, там конфет дал — она подол и задрала. Да и то сказать: не работяга же какой, даже и не лавочник, а хозяин! Не чета, понятно дело, тем же Арьере, но ведь и землю, и дом, и доход имеет. Обходительный, опять же.

— Неужели вы вправду думали, что он вас в жёны возьмёт?

— И, милая, да не о чём я не думала! — басом хихикнула Мира. — Так уж сладко мы любились, что всё из головы вон! Это когда маменька приметила, как у меня пузо на нос лезет, да хворостиной отходила, так обратно в разом и вошла, токо поздно. Но про Берри ничего дурного сказать не могу, нет. Дом вот купил, да денег давал, чтоб не хуже других жила. Ко мне-то он после не ходил, а дитёнка навещал. Потому я честная женщина!

Тётка снова саданула кулаком по столу, да промахнулась немного — кружка покатилась, упала на пол, развалилась глиняными обломками в лужице вонючего пойла.

— Я одного понять не могу, — рассматривая осколки — почему-то они не острые получились, со скруглёнными краями — протянула Тиль. — При чём тут моя мама? Если я всё правильно поняла, с дядюшкой вы начали… встречаться уже после того, как родители уехали отсюда.

— А знаешь, как этот кобель меня звал? — ни с того ни с сего взвыла пароходной сиреной Мира. — Подделка, во как! Подделка и ничего боле. Я всё в толк взять не могла, чегой-то он. А потом добрые люди надоумили, глаза раскрыли: на мать я твою мордой походила. Да, видать, не слишком хороша оказалась. Я к Берри-то кинулась, так, мол, и так: «Люблю, а ты что ж, пёс шелудивый, со мною другую позабыть хочешь?» И ведь в голову не придёт, чего он мне ответил. Вот кого спроси, не додумается. А я скажу, всё скажу! «Десятка таких, как ты, не хватит, чтобы её забыть!» Ну скажи? Нет, скажи, по правде это иль как? И больше ко мне ни ногой. Я за порог, он к дочке, а ко мне ни-ни. И больше ничего не приносил, ни ленточки, даже вот такусенькой! Я же его люби-ила, всё сердце из груди по кусочку вы-ынула.

Тётка ткнулась лбом в сложенные на столе руки и завыла протяжно и тоскливо, на одной ноте, как весенний волк.

Это место ничем не напоминало столичный аэродром — просто поле, с одного края распаханное и даже, кажется, унавоженное. И никакой охраны. Ну не считать же стражником мальчишку-солдатика, меланхолично подбрасывающего веточки в чуть тлеющий костерок. Какой из него охранник? Так, сторож, да ещё и не самый ответственный, умудрился же он оставить винтовку рядом с шасси самолёта, до которого, между прочим, шагов двадцать было, никак не меньше.

Тиль осадила нервно всхрапнувшую кобылу, спрыгнула в грязь — пропитанная влагой земля немедленно поехала под сапогом, поддалась желе.

— Совсем сбрендила? — рявкнул едва подоспевший Доусен. — Куда полетела? Так же шею в два счёта свернёшь! Знал бы, ни за какие коврижки не сказал, где эта железяка торчит.

— Мне нужно, — лихорадочно повторила Арьере.

Кажется, вслух она этого ещё не говорила, но пока сюда скакала, фраза билась о виски вместе с пульсом: «Мне нужно, мне нужно!»

— Эй, чего тут позабыли? — окликнул мнущийся мальчишка. Видно, без винтовки ему было неуютно, а, может, и страшновато, но и повернуться спиной, чтобы к самолёту кинуться, не решался. — Здесь военная зона, охраняемая! Стойте, где стоите, а то стрелять буду.

— Так стоять или убираться? — переспросил Джерк, которого Тиль безуспешно пыталась с дороги сдвинуть.

— Проваливайте! — тоненько пискнул охранник, откашлялся и повторил неожиданным басом: — Уезжайте и коняг прихватите.

— Да я б рад, — признался Доусен, — вот только…

Арьере, наконец, сообразила: поднырнула под руку колониста, побежала, оскальзываясь, к самолёту.

— Эй, дамочка! Куда? А ну стоять!

— Э нет, погоди парень, — прогудел за спиной Тиль колонист, — так дело не пойдёт. Это ж учёная дама, целый академик и не поглазеть сюда прискакала, а по надобности. Давай так: сядем вот тут, в сторонке, погодим, пока она свои дела обстряпает. Ты, наверное, голодный?

— Я сейчас начальство позову! — опять дал петуха мальчишка. — У меня ракета сигнальная!

Тильда дёрнула на себя лестничку раз, другой — проклятая железка не желала поддаваться. Вот сколько раз доктор в самолётах бывала, и ведь в голову не пришло поинтересоваться, запирают их или нет. И замка не видно. Кажется, Тиль даже рыкнула от нетерпения, а лестница, испуганно скрежетнув, выпала, едва не саданув по коленям.

Доктор забралась в кабину, рывком задвинула купол, вытянула переходник, почти не порвав карман. Торопясь, приладила пластины, скинув на пол мешавшую шляпу.

— Госпожа Тильда Арьере, доктор механо-психолог требует связи со спиритом, — зачастила в темноту. — Код доступа… Внутренний доступ…

— Добрый день, доктор Арьере, — бесплотным, безэмоциональным духом отозвался спирит. — Аппарат находится в режиме консервации, функционирование систем ограничено. Начать тестирование?

— Грег, мне поговорить с тобой надо.

— Слушаю, доктор Арьере.

— Грег!

Щекотка чужой заботы, чуть пощипывающая тревога, горячее, тягучее и сладкое, как жидкая карамель желание успокоить прошлись по шее, растеклись по плечам, медленно и нехотя впитываясь в кожу.

— Что случилось, малышка?

— Я не… — Тиль сухо сглотнула. Слышать его голос всё равно было тяжело, очень тяжело. Нервозность вместе со взвинченностью уменьшились, отодвинулись, оставшись за невидимыми границами темноты связи. Они не пропали, всё так же давили, мешая дышать. Но кусающая боль голоса Грега стала важнее, весомее собственных переживаний. — Это я и хотела узнать. Почему Карт тогда… Зачем он…