Иллюзия Луны - Этери Чаландзия

Спустя полчаса, глядя на мир в полтора глаза, Игнат вывел машину из подземного гаража, вывернул на большую дорогу и погнал вперед. Минуя пробки, он неожиданно быстро проскочил все четыре городских кольца, выехал на шоссе и взял курс на север. Грязная машина неслась вперед, никуда не сворачивая, почти не сбавляя скорости, и, не очнись он в какой-то момент, возможно, Игнат вскоре оказался бы в соседнем городе. Но нет, он вовремя отвлекся от дороги и дурных мыслей, нашел разворот и, удивляясь тому, как далеко его занесло, направился обратно.

Когда он въехал в центр, уже совсем стемнело. Игнат так устал, что только в последний момент затормозил на светофоре, чудом не протаранив стоявшую перед ним легковушку. От резкого толчка из-под пассажирского сидения что-то вылетело. Игнат нагнулся, нашаривая на полу в темноте невидимый предмет, наконец что-то ухватил и под возмущенный вой вечноспешащих машин свернул к обочине. Он включил свет и осмотрел свою находку. Это были ключи Инги. Небольшая связка с брелком в виде бутылки. Внутри прозрачной склянки, имитируя снег, в густой гелиевой жидкости летели белые хлопья-блестки. Игнат потряс брелок, перебаламутив начинку. Это был его подарок Инге на очередной день рождения, небольшой довесок к новенькому автомобилю. Он сунул ключи в карман и осмотрелся.

До квартиры Инги было рукой подать. Игнат совсем недолго покружил по улицам и вскоре въехал на нужную. Бросил машину в хорошо знакомом дворе и, сам удивляясь странному желанию навестить прошлое, поспешил на седьмой этаж.

Игнат уже собрался провернуть знакомый ключ в знакомом замке, как вдруг с треском распахнулась дверь соседней квартиры.

– Ты что же, смерти моей хочешь? – задребезжал надтреснутый старческий голос.

Игнат вздрогнул. На площадку выскочила облезлая собачка с розовой кожей, светившей из-под свалявшейся блеклой шерсти. За ней, стуча палкой, выбрался такой же жалкий и облезлый старик. Судя по тому, как крутилась собачонка, ей надо было на снег и срочно. Заметив Игната, старик машинально кивнул, вздохнул, вздрогнул и направился к лифту.

– Ночь же на дворе… – бормотал несчастный, едва поспевая за своей отчаянно пукающей псиной.

Игнат дождался, когда за беспокойными соседями закроются двери кабины, открыл наконец дверь и вошел в темную прихожую. Знакомый запах обступил его со всех сторон. Обычно так пахло в старых библиотеках: сладковатой пылью, книгами, сыростью.

Он не стал включать свет и впотьмах, как слепой, ощупывая все углы, обошел квартиру. Вернулся в прихожую, остановился, потирая руки и обдумывая ситуацию. Похоже, Инга была чудовищем. Наверняка Виктору было все равно, где жить. Но ей… Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, когда они с ней спали, ели, целовались и ссорились. Та же мебель, те же обои, шторы, торшеры, вещи, которые они покупали вместе или дарили друг другу. Игнат не выдержал и включил свет. Может, он чего-то просто не разглядел в темноте? Может, все это только чудилось ему от ревности и боли? Он подошел к книжным полкам в конце коридора. Заглянул за одну из них. Так и есть! На светлых обоях черной ручкой было нацарапано «Люблю тебя!» В ту далекую осеннюю ночь они с Ингой играли в «Горячо-холодно», и Инга чуть с ума не сошла, безуспешно пытаясь отыскать спрятанную цель. А сколько визгов и поцелуев последовало тогда сразу после находки… Игнат покачал головой, зашел в комнату, открыл шкаф. У него заболели глаза – они даже постельное белье оставили, не обзавелись новым. Спали, разбрасывая свое семя на его простынях… Он опустился на пол. Обхватил голову руками. Что ж они – совсем не люди? Она-то – точно не человек. Так жить – в квартире, полной воспоминаний, и тайников, и памятных мест.

А может, они и не жили здесь? Да! А вдруг вообще все было подставлено и разыграно? От Инги всего можно было ожидать. Игнат вскочил и побежал вдоль стен. Кухня, спальня, ванна, туалет, коридор…

Но нет. Дудки! Здесь жили. Двое. Парочка влюбленных. И, судя по расставленным то тут, то там совместным фотографиям, жили неплохо. Так же, как когда-то они с Ингой: радовались жизни, позировали друзьям, ездили, путешествовали, шашлыки жарили на природе. Игнат взял один из снимков, вставленный в дешевую рамку. Покрутил, посмотрел, так и не разобрал, какая страна была на горизонте, зато всласть налюбовался главными героями на переднем плане – загорелой Ингой, сегодня пациенткой сумасшедшего дома, и белозубым Виктором, ныне покойником.

Игнат отставил снимок или разбил об пол – он так и не понял. В холодильнике среди безвременно погибшего провианта нашлось полбутылки водки. Этого было мало, но Игнат, не раздумывая, влил в себя все разом. И словно ударили в мягкий колокол: реальность оттянулась вперед на длинной резинке и вскоре с тяжелой оттяжкой вновь ударила в голову. Игнат всхлипнул. Нет, не Инга была во всем виновата, а он сам. Идиот, из всех неподходящих мест на земле, он притащился в самое неподходящее…

Девочка, зажав плечом телефонную трубку, стояла в коридоре. Она скребла карандашом по обоям, рисуя поверх узоров и цветов какие-то остроугольные геометрические фигуры – то ли камни, то ли клетки. Оттого, что она давила слишком сильно, грифель крошился и черным облачком осыпался книзу.

Она была не одна: за ее спиной, в конце коридора, в углу, притаился Кир. Казалось, он не дышал, так неподвижна была его высокая фигура. Он напряженно вслушивался в ее невнятное бормотание, надеясь разобрать слова или хотя бы уловить интонацию. Видела его девочка или нет, но она не обращала на деда никакого внимания, качала головой, то ли соглашаясь, то ли сокрушаясь, сопела и постукивала носком туфли о стену.

Они крепко поссорились с Киром после того, как она, разозлившись на него и на весь белый свет, убежала на лестницу. Кир тогда долго бегал вверх и вниз, заглядывая во все углы и простенки, пока не понял, что девочка спряталась в лифте. Он, может, и не обратил бы внимания на постоянно занятую кабину, если бы не потный гражданин в распахнутой шубе и влажной заячьей шапке набекрень.

– Суки, подонки, говнюки, суки, подонки, говнюки, – неизменно в одном порядке приговаривал он, преодолевая очередной пролет. – Суки, подонки, говнюки, суки…

Столкнувшись с Киром, он притормозил, стянул с головы жалкий убор и утер мехом лицо.

– А? – воскликнул он и мотнул головой в сторону лифта. – Что творят! Десять минут прождал внизу, а они все катаются и катаются! А ведь мне на последний этаж! Это же инфаркт! Безобразие какое!

Кир ошеломленно уставился сначала на несчастного, а потом на красную кнопку вызова. И как он не заметил! Действительно, все то время, пока он прочесывал лестницы, лифт гудел и гудел, двигаясь вверх и вниз внутри шахты. Он прислушался: судя по звуку, кабина была где-то рядом. И вдруг, как только Кир подумал, что рано радоваться – неизвестно, сколько еще придется бегать по этажам, преследуя непредсказуемую пассажирку, двери лифта распахнулись прямо перед ними.

– Та-ак, а это еще что тут такое? – взревел неизвестный, заглядывая внутрь. – Попалась, какашка!