Завет, или Странник из Галилеи - Нино Риччи

Неподалеку от селения Бет Майон, в горах, жил язычник по имени Симон Хананит. Он торговал всякими снадобьями и амулетами с заговорами. Местные евреи вполне терпимо относились к его присутствию, так как он был совершенно безобидным. Многие частенько обращались к нему со своими нуждами, в основном за снадобьями. Он жил в простой халупе, построенной из веток и глины и напоминающей жилища нищих. О занятиях хозяина еще с дороги извещал смрад, исходящий от хижины. Так пахло в местах, откуда родом была моя мать: паленой звериной кожей и застарелой кровью. За домом Симон разбил небольшой огород, где выращивал кое-что для своего пропитания, но большей частью это были травы для снадобий, которые он обменивал на нужные ему вещи. Кроме того он ловил мелких зверьков, водившихся в ближайших зарослях. Он жил жизнью наших далеких предков и мало чем отличался от животных, на которых охотился.

Я пришла к нему рано утром, платок я предусмотрительно повязала так, чтобы он не смог разглядеть моего лица. Симон в это время работал у себя на огороде. Вид его меня смутил: я увидела растрепанное существо, в глазах которого читалось безумие. Он держался напряженно, как будто бы все время ждал момента, чтобы убежать и спрятаться, наверное понимая, какое впечатление производит на людей. Я не знала, как объяснить, что я, собственно, хочу от него. Но каким-то образом он сам обо всем догадался. Он предупредил, что если я хочу убить кого-нибудь, то здесь он ничем не поможет, так как не использует свои заговоры в таких целях. Слушая его, я вдруг поняла, какое темное дело затеяла, и поспешила успокоить Симона, сказав, что никого не хочу убивать. Ведь это было против и моего собственного Закона. Я лишь хочу, чтобы кое-кто просто исчез.

Я передала ему то, что мне удалось раздобыть, а также протянула две драхмы, которые позаимствовала из отцовского кошелька. Он махнул мне, предлагая войти в дом, затем также жестом указал мне не то на стол, не то на алтарь в его халупе, куда я должна была положить сверток. После он внимательно изучил то, что находилось внутри. Я огляделась. В доме не было окон, а были лишь дверь и отверстие в конусообразном потолке. Стены лачуги были покрыты копотью. Смрад стоял невыносимый. На столе и на полу были расставлены глиняные фигурки, как я догадалась, — идолы, которым поклонялся Симон. При виде их мне сделалось совсем плохо. То, что я находилась в таком месте, моей верой признавалось за тяжкий грех. Голос Симона вывел меня из оцепенения. Он сказал, что берется помочь мне. Но дурнота все больше и больше давала о себе знать, и, пробормотав что-то о срочных делах, я поспешила выйти на воздух. В качестве оплаты за свою работу он взял только одну драхму, что меня немало удивило, так как я считала его очень корыстным.

Ни одной душе я не рассказала о том, что я предприняла. Но уже через несколько дней обнаружилось, что мое посещение Симона возымело действие. Сначала мы узнали, что Иуда перебрался от Шимона в дом Якоба и Иоанана, а вскоре и совсем исчез из города. Но все перемены были настолько неожиданны и внесли в наш круг так много волнений и переживаний, что то, что поначалу казалось мне добрым знаком, совсем скоро обратилось в свою противоположность. Уход Иуды от Шимона был настолько поспешен, что тот почувствовал себя глубоко уязвленным — чести хозяина дома было нанесено нешуточное оскорбление. Шимон поспешил обвинить во всем Якоба, и отношения их настолько испортились, что несколько дней держались на волоске от открытой вражды. Потом выяснилось, что Иуду пригласил Иоанан, по поводу чего все страшно возмущались: какое он имел право приглашать кого-либо в дом, где не был хозяином.

То, что Иоанан стал водить дружбу с Иудой, говорило о его крепнущем авторитете и влиянии. Такое влияние день ото дня становилось все опаснее. Пока, наконец, проснувшись однажды утром, мы не обнаружили, что Иоанан пропал. Он сбежал вместе с Иудой. Никто из наших не ожидал ухода ни первого, ни второго. Все были в полном недоумении. Только мне было совершенно ясно: таким образом подействовало колдовство Хананита. Но как зло не может привести к добру, так и исчезновение Иуды грозило обернуться новыми бедами. Иоанан был совсем юным, почти ребенком, с открытой и чистой душой. Меня несколько удивило, что, сбежав, Иуда не прихватил с собой деньги общины. Кошелек был оставлен в доме Якоба, но никто не мог знать, как сильно при этом убыла казна.

Когда Иешуа узнал о случившемся, он был потрясен до глубины души. Я никогда не видела его настолько подавленным. К тому же Забди, отец Иоанана, взбешенный, прибежал в дом Шимона, осыпая его и всех нас проклятьями и обвиняя в том, что развратили его сына. Иешуа винил себя за то, что из-за него Шимону пришлось терпеть оскорбления. И как раз в это время кто-то из двенадцати не нашел ничего лучшего, как упрекнуть Иешуа:

— Ведь это ты привел к нам Иуду.

— И, значит, я не имею права учить вас. Ведь тот, кто понимал меня, ушел, а вы не понимали, но остались.

Якоб был удивлен и сказал:

— Мы всегда с тобой и верим тебе, мы, а не Иуда. И теперь я тоже с тобой, когда пропал мой брат.

— Ты обвиняешь меня в том, что твой брат пропал?

— Я сожалею о нем и о его слабости.

Не могу передать, какой ужас охватил меня, так как я понимала, что во всех наших бедах виновата я одна, а вернее — мой сговор с Хананитом.

Едва все разошлись, я бросилась в Бет Майон, моля небеса, чтобы то, что сделано, возможно было исправить. Прибежав к Симону, я увидела, что он сильно болен и лежит в бреду в своей грязной, вонючей халупе. Он был близок к тому, чтобы испустить последний вздох. Меня охватило отчаяние. На мгновенье у меня мелькнула мысль, а не бросить ли его здесь, чтобы природа довершила свое дело, и, таким образом, освободиться от его чар. Но почти сразу же я осознала и другое, что зло не может быть побеждено злом. Ведь я сама во многом виновата, и, может, его теперешняя болезнь — результат зла, которое причинила я, подтолкнув его к колдовству. Как же ему помочь? Я набрала воды и умыла его, накормила остатками хлеба, которые отыскались в его доме. Затем я бросилась обратно в Капер Наум, чтобы как можно скорее привести Иешуа. Он наверняка поможет несчастному Симону. Я очень спешила и ни разу не остановилась для отдыха в полуденную жару.

Готовая признаться Иешуа во всем и умолять о прощении, вверив себя его милости, я переступила порог. Но Иешуа ни о чем меня не спросил. Прекрасно зная, что Хананит был за человек, он нисколько не удивился, что я имела с ним дело. Он не мешкая отправился вместе со мной, не задав по дороге ни единого вопроса. От Капер Наума до Бет Майона можно было добраться довольно скоро, еще засветло, но нам пришлось воспользоваться обходными путями, так как с некоторых пор Иешуа не мог спокойно выйти из дома. Его тут же окружала толпа жаждущих встречи с ним. Мы шли молча. Изредка перебрасываясь малозначительными фразами. Я не смела и словом обмолвиться о том, что произошло со мной на самом деле. Иешуа явно пребывал все в том же расположении духа, в какое повергли его последние события.

Придя к Симону, Иешуа тотчас же приступил к лечению. Он сбивал жар, заворачивая Симона во влажное тряпье, затем отправился к нему в огород, где набрал трав и приготовил из них отвар. Он делал все очень быстро, точно рассчитывая каждое движение. Казалось, он не обращал ни малейшего внимания ни на грязь в жилище, ни на свертки в тряпицах и листьях, сваленные в углах хижины. Среди свертков я скоро узнала тот, что принесла сама.