Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

И мне было далеко не девятнадцать лет…

Я нервно сглотнула слюну, чувствуя, как внутри все мелко и противно затряслось. Женщина, то есть я, тем временем медленно, словно механически, протянула руку к светлой прикроватной тумбочке, выдвинула один из ящиков и достала небольшой пластиковый пузырёк. Глаза её по-прежнему смотрели в зеркало с тоской и грустью.

— Не надо! — хотела крикнуть я, но не смогла произнести ни слова. Пытаясь её остановить, я протянула руку, но наткнулась на какое-то невидимое препятствие. Со злостью я хватила кулаком по этой уплотнившейся пустоте, но звука удара не последовало, а моя рука отскочила назад, словно резиновый мячик от стенки. Я даже не почувствовала боли.

Женщина, то есть я, меня, естественно, не услышала, она неторопливо открутила пластмассовый колпачок и высыпала содержимое пузырька на ладонь. Вот она предвестница смерти — жалкая, но безмерно опасная горстка маленьких, белых таблеток! Видимо, ещё о чём-то поразмыслив, женщина тяжело вздохнула и высыпала таблетки в рот.

Я продолжала за ней наблюдать и чувствовала, как шевелятся от ужаса волосы. Если это была я, то почему я ещё до сих пор жива? Ведь такое количество снотворного способно убить слона. Значит, это всё-таки моя мама. Оказывается, она была до ужаса на меня похожа, точнее, я — на неё… Но…, с другой стороны, отец говорил, что тогда я была ещё слишком маленькой, значит, запомнить произошедшее в таких подробностях, естественно, не могла. Тем более, опять же, если верить его словам, меня не было дома, когда это произошло…

Волосы на голове продолжали шевелиться. Неужели это действительно я? Если предположить, что я смогла выжить после подобного, то тут же встаёт другой вопрос: ПОЧЕМУ я это сделала?

Женщина на кровати, или, возможно, уже не я, наконец, разжевала таблетки и снова посмотрела в зеркало. Из глаз потекли слезы, губы покрылись полупрозрачным белым налётом, в уголках рта появилась пена.

— Прощай, Ник, — печально сказала она. — Прощай и прости меня за все. Я очень хочу верить в то, что была не права, но ничего не могу с собой поделать. Слишком уж я тебя люблю.

Она легла на спину и тихо закрыла глаза. Из-под правой ресницы выскользнула маленькая прозрачная капля.

Ник! Кого она могла так называть? Моя мама, таким образом, могла обращаться к отцу, а я — к своему мужу. Ведь у них обоих — одинаковые имена…

А у нас с мамой — одинаковые лица…

Мертвенная бледность проступила на лице лежащей. Пальцы правой руки медленно сжались в кулак, слегка дрогнули и потом также медленно разошлись. Губы растянулись в печальной, похожей на детскую улыбке.

— Нет! — снова хотела закричать я. — Нет, не надо, не уходи!

Тьма, стремительно наползающая со всех сторон, сомкнулась в центре. Я почувствовала, что мои веки смежились, и постаралась их разлепить. Глаза открылись, но меня по-прежнему окружала тьма. Что такое? Неужели я ослепла?

Господи, как я могу ослепнуть, если я только что умерла?

Леденящий душу визг вырвался из груди. Я жадно хватала ртом воздух, наивно полагая, что это поможет увидеть свет. Тело напряглось, правую ногу начала сводить судорога.

Почему я это все ощущаю, если я только что умерла?

В желудке закопошились гадкие, готовые перейти к решительным действиям муравьи. Тело выгнулось дугой, словно хотело встать «на мостик», потом резко согнулось пополам. Спазмы разорвали желудок, во рту появился привкус миндальной горечи. Чья-то невидимая рука проникла внутрь и, ухватив пищевод, сильно дёрнула несколько раз. Муравьи начали свой крестовый поход, но я знала, что сейчас они были точно так же слепы, как и я. Поэтому двигались на ощупь, непрерывно раздирая мохнатыми лапками меня изнутри.

Господи, ну почему я чувствую даже это, если я только что умерла?

Потом я забилась в конвульсиях. Естественно, видеть я этого не могла, мне рассказали позже отец и Полли, которая прибежала на его крик. Они тщетно пытались удержать меня на кровати, пока медсестра набирала шприц. И только когда в мою руку вошла тонкая холодная игла, я почувствовала слабое облегчение. Муравьи замедлили своё движение, измученное, напряжённое тело стало потихоньку обмякать.

— Она не умрёт? — донёсся откуда-то из густого тумана встревоженный голос отца.

— Не должна, — ответила ему медсестра.

«Как это «не должна»? — глупо улыбаясь, подумала я. — Как вы можете так говорить, если вы ровным счётом ничего не понимаете в смерти? Ведь я только что по-настоящему умерла…».

2 сентября

Ночью мне приснилась улица Звезды. Приснился уютный двухэтажный домик, утопающий в зелени окружающих деревьев. Я стояла на тротуаре напротив и пристально его разглядывала. Себя я не видела, даже если опускала глаза.

«Интересно, — мелькнула дурацкая мысль, — если мне сейчас посмотреться в зеркало, увижу ли я своё отражение?».

Получается, что во сне я реально не существовала. Просто наблюдала всё происходящее со стороны, как фильм на экране.

В одном из окон первого этажа мелькнула тень. Я присмотрелась повнимательнее и заметила, что это молодая женщина, которая, по-видимому, только что подошла к окну. Черты её лица я, сколько ни старалась, рассмотреть не смогла. Но что-то мне подсказывало, что это — я.

Выходило, что я действительно смотрю кинофильм. Приблизиться к дому я не могу, даже если попытаюсь, просто наблюдаю с одного места. Лица женщины по-прежнему не вижу и сожалею, что у меня нет с собой хорошего фотообъектива — тогда бы я смогла увеличить изображение или навести резкость.

Возле женщины возникает мужской силуэт. Он приближается к ней, кладёт руки на плечи и что-то нашёптывает на ухо. А потом поворачивает голову и тоже смотрит в окно…

Даже во сне я почувствовала, как внутри все похолодело. Лицо этого мужчины я увидела настолько ясно и отчётливо, словно находилась всего в нескольких шагах от него. Это был мой отец.

Значит, женщина рядом с ним — это моя мать…

Но ведь моя мама умерла! А я почему-то уверена, что жила в доме на улице Звезды именно с мужем. По крайней мере, так мне подсказала вернувшаяся на время Память.

Я стискиваю невидимые кулаки и скрежещу несуществующими зубами. Почему я не могу увидеть её лицо? Мужчина в окне улыбается и указывает на что-то рукой. А потом поворачивается к женщине, наклоняется и целует её долгим, протяжным поцелуем…

Я открыла глаза, и в моё сознание ворвались серое осеннее утро и шум падающего дождя. Часы на стене показывали половину девятого утра. Пора вставать. Скоро придёт Полли.

Что же это всё-таки было? Сон или явь, подброшенная ещё одним возвращением Памяти? Может быть, мы всё вместе жили в этом доме? И, опять же, не мог отец целовать ТАК именно меня… Кем, ну кем же всё-таки была эта женщина?

Я подняла глаза и принялась изучать потолок. Вот она, белая простыня экрана. Как я хотела, чтобы сейчас на ней появилось то изображение, которое я только что видела во сне!