Первый Дон - Марио Пьюзо
Шрифт:
Интервал:
Чезаре не удивило, что подозрения Александра пали на него, хотя сомнения отца в его верности и преданности жестоко обидели.
Но если Александр решил винить в случившемся старшего сына, пусть так и будет, Чезаре не собирался наносить ответного удара, потому что правда причинила бы отцу новые страдания. Восседая на святом престоле, Папа должен быть непогрешимым, на непогрешимости зиждилась вся его власть. И Чезаре логично рассудил, что в данном случае правда подорвет устои власти, устои папства.
Чезаре знал, что его отец сомневается в нем, но не хотел, чтобы Александр усомнился в себе самом. Нет, такие сомнения подтачивали волю, решимость добиться своего. А в результате слабела мощь всей семьи. Этого Чезаре допустить не мог.
В общем, Чезаре решил, что смерть Хуана идет на благо как Рима, так и семьи и убийцы не заслуживают наказания.
* * *
Лукреция молилась перед большой мраморной статуей в часовне монастыря Сан-Систо, где ее и нашла молодая монахиня, очень нервная девушка из одной из королевских семей Неаполя. Многие аристократические семьи Европы посылали в монастыри своих дочерей, чтобы они служили Господу. Хватало в монастырях и бедных крестьянских девушек, которые приходили туда по зову сердца. Церковь принимала и тех, и других. Семьи богатых девушек жертвовали монастырям немалые деньги, крестьянки молились за спасение душ дарителей.
Заикаясь от волнения, девушка сообщила Лукреции, что ее ждет какой-то человек с важным посланием.
Лукреция, с гулко бьющимся сердцем, предчувствуя что-то ужасное, торопливо вышла из часовни, ее шаги гулко отдавались по каменным плитам пустынных коридоров.
Одета она была в простое серое шерстяное платье с высокой талией и надетой сверху широкой блузой. Слава Богу, думала она каждое утро, что одежда такая просторная и легко скрывает живот, который растет с каждым днем.
Тысячи мыслей роились в ее голове, пока она спешила к монастырскому холлу. Не заболел ли отец? Здоров ли Чезаре? Как ему живется без нее столько месяцев? А может, принесли очередное письмо ее отца, в котором тот вновь просит ее вернуться в Рим и занять положенное ей место при папском дворе?
Она прочитала только первое из писем, которые приносил Перотто. И полагала, что остальные содержанием не отличались. Отец требовал повиновения, а Лукреция, даже если бы и хотела, повиноваться не могла. Не имело смысла показываться на людях в таком положении, учитывая, она узнала об этом от Перотто, что ее отец требовал для нее развода по причине импотенции Джованни. Шагая, она нежно похлопала себя по животу: «И как же тогда объяснить твое появление?»
В холле царили холод и сумрак: мраморный пол, окна, скрытые тяжелыми портьерами, несколько распятий на стенах. Войдя в холл, Лукреция замерла, словно пораженная громом. Ее ждал Чезаре в кардинальских одеждах.
А потом волна радости сорвала ее с места, и она побежала к нему, бросилась на шею, не думая о том, что их могут увидеть. Но Чезаре оттолкнул ее, поставил перед собой, окинул суровым взглядом.
— Чез? — она чуть не плакала. — Что такое? — она не могла поверить, что он так быстро заметил главное или услышал от кого-то об ее интересном положении. И его сдержанность, конечно же, объяснялась другим.
— Хуан мертв. Его убили этой ночью.
Ее колени подогнулись, Лукреция повалилась вперед, больно ударилась бы о каменный пол, если б Чезаре не подхватил ее. Нежно держал в объятьях, отмечая бледность кожи, осунувшееся лицо. «Креция, Креция…» — звал он, но она не приходила в себя. Тогда Чезаре скинул с себя бархатный плащ и осторожно уложил на него сестру.
Веки Лукреции шевельнулись, начали открываться, когда Чезаре провел рукой по ее животу, чтобы успокоить ее, привести в чувство. Их взгляды встретились.
— Тебе лучше? — спросил Чезаре.
— Это какой-то кошмарный сон. Хуан мертв? А отец?
Как перенес это отец?
— Не очень, — хмурясь, Чезаре положил руку на ее живот. — У тебя перемены, о которых мне ничего не известно?
— Да.
— Учитывая, что отец проталкивает твой развод, время не самое удачное. Никто не поверит, что этот свинья Джованни — импотент, и развода тебе могут не дать.
Лукреция села, в голосе брата слышались резкие нотки, он явно выказывал неудовольствие. Мало того, что Хуана убили, так еще и Чезаре разозлился на нее.
— Мое состояние никак не связано с Джованни, — холодно ответила она. — Я спала с ним лишь один раз, в ночь свадьбы.
Чезаре сверкнул глазами.
— Так какого негодяя я должен убить?
Лукреция подняла руку, коснулась щеки брата.
— Ребенок твой, сладенький. Так уж вышло.
Он долго молчал, задумчиво глядя на нее.
— Я должен избавиться от кардинальской шляпы.
У меня не будет внебрачных детей.
Лукреция прижала пальчик к его губам.
— Но твой ребенок никак не может быть моим.
— Мы должны что-то придумать, — ответил он. — Кто-нибудь знает?
— Ни единая душа. Я уехала из Рима, как только поняла, что беременна.
* * *
После смерти Хуана Папа затворился в своих покоях.
Несмотря на мольбы Дуарте, дона Мичелотто, Чезаре, всех, кто любил его, отказывался от еды, целыми днями ни с кем не разговаривал… даже с Джулией. Из-за закрытых дверей они слышали, как он молится и просит о прощении.
Но поначалу он тряс кулаком и клял Бога.
— Отец Небесный, какая польза от спасения тысяч душ, если потеря этой, единственной, приносит такую боль? — в ярости вопрошал Александр. — Наказывать меня за потерю добродетельности, лишая жизни сына, несправедливо. Человек слаб, а Бог должен быть милосердным!
У него словно помутился рассудок.
Кардиналы, которым он благоволил, по очереди стучались в его покои, просили дозволения войти, помочь ему в его страданиях. Вновь и вновь он гнал их прочь. Наконец из-за двери донесся крик: «Да, да. Господи, я знаю… твой сын тоже стал мучеником…» — и на два дня воцарилась тишина.
Когда Александр, бледный и исхудавший, открыл, наконец, двери, душа его, похоже, обрела покой.
— Я поклялся Мадонне реформировать церковь, — сообщил он тем, кто ждал его появления, — и начну немедленно. Созовите консисторию[10], чтобы я мог обратиться ко всем.
Папа объявил о своей любви к сыну и признался присутствующим, что отдал бы все семь тиар, если б этим смог вернуть ему жизнь. Но поскольку такое невозможно, он возьмется за реформирование церкви, потому что смерть Хуана открыла ему глаза и напомнила о собственных грехах.
Душевная боль слышалась в каждом слове Александра, он признавал и собственную греховность, и греховность семьи и клялся вернуться на путь истинный. Сказал всем кардиналам и послам, что своим поведением оскорблял небеса, и попросил незамедлительно образовать комиссию для выработки предложений по реформированию церкви.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!