Мастер ветров и вод - Надежда Первухина

И Цзин

Мало кто помнил ее отроческое имя — Ланьэр, что означало «орхидея». Для всей Поднебесной, для иноземных империй, обескровивших Китай «опиумными» войнами, она оставалась Цыси. Великой императрицей Цыси.

Ее путь был труден, но она всегда добивалась своего, последовательно устраняя всё и всех, что мешало ей. Орхидея вышла из знатной, но обнищавшей маньчжурской семьи и сделала все для того, чтобы ее заметили при дворе.

Потом ее обвинят в коварстве и расчетливости, назовут воплощением лукавой лисы-оборотня, которая обманула самого Будду. Что были ей эти пересуды! Самые болтливые языки смолкают, когда впереди замаячит пытка или плаха.

Интриги, подкуп, подлость, лесть и доносы, убийства и пытки — все это стало неотъемлемой частью жизни Цыси, ее вторым «я».

Империя переживала не лучшие времена. Маньчжурское правление не принесло Китаю благоденствия, и начало нового, двадцатого столетия Поднебесная встречала бунтами, восстаниями, крушением устоев, казавшихся незыблемыми.

Цыси оказалась во дворце в числе прочих девушек, отобранных евнухами для развлечений императора Сяньфына. Но в планы честолюбивой Орхидеи не входило долгое ожидание. Она подкупала евнухов и носильщиков императорского паланкина, и те старались нести паланкин императора той дорогой, где располагались покои хитрой маньчжурки. Она не была красавицей, в ней отсутствовала томная изнеженность китаянок, но зато у будущей императрицы Цыси имелся восхитительный голос, за что ее прозвали «жемчужная гортань». Именно пением Цыси пленила императора Сяньфына так, что он сделал ее драгоценной наложницей. Теперь вместо скромных шелковых халатов и серебряных заколок Цыси могла носить самые роскошные одежды и драгоценные украшения. Но одно украшение она носила не снимая, с тех самых пор, как попала во дворец. Это была подвеска на тонкой золотой цепочке. Подвеска изображала благовещее облако, искусно выточенное из темного нефрита и оплетенное тончайшей золотой проволокой. Цыси берегла подвеску как зеницу ока и никогда ее не снимала, даже во время любовных утех.

Шли годы, а Цыси все искуснее плела свою погибельную сеть интриг. Император Сяньфын уже не был нужен ей, и хитрая наложница сумела от него избавиться так, что все выглядело как естественная смерть. Затем умер молодой император Тунчжи, который и поцарствовать не успел — за него регентствовала Цыси. Затем настал черед вдовствующей императрицы Цыань — Цыси прислала ей в подарок лаковую коробку с прекрасными молочными пирожными. Цыань проглотила кусочек пирожного, побледнела и поняла, что коварная Цыси отравила ее. Впрочем, Цыси все сошло с рук, вдовствующую императрицу похоронили без особого почета, лишь брат покойной долго взывал у дворцовых ворот к справедливости, требуя расследования гибели государыни, кричал, пока не лишился разума... Устранив же со своего пути князя Гуна, младшего брата императора Сяньфына и законного претендента на престол, Цыси стала властвовать безраздельно, тем более что молодой император Гуансюй не отличался особым умом и смертельно боялся своей коварной тетки, которая всячески им помыкала и одна реально представляла власть.

И эта власть год от года становилась все безраздельнее, а сама Цыси с возрастом становилась все более жестокой, коварной и непредсказуемой. Деспотизм — вот была основная политика императрицы, и казалось, что в груди ее находится сердце не из плоти, а из камня, более твердого, чем нефрит или алмаз.

В свите государыни Цыси было более ста фрейлин и более двухсот служанок. Каждая из этих девушек знала, что в любой момент может быть наказана за любую, даже самую малую провинность или оплошность. Служить Цыси было все равно что идти по горячим углям...

Пожалуй, никто не понимал этого так хорошо, как юная миловидная служанка, прозванная Младшая Бабочка. Настоящее ее имя было Лин Ювэй. Лин происходила из хорошего рода, ее отец был чиновником-цзеюанем, мать давно умерла. Стать служанкой у всесильной Цыси было честью для дочери цзеюаня. К тому же в те времена никто так не нуждался в средствах, как государственные чиновники разваливающегося государства.

Лин умела быть нужной и незаметной, в подходящее время оказывалась в подходящем месте, умело владела своими чувствами и словами, и немудрено, что со временем стареющая, а потому чересчур капризная и подозрительная императрица Цыси приблизила к себе сметливую, расторопную и весьма неглупую фрейлину. Мало того. Именно Лин Ювэй была назначена хранительницей Малой императорской шкатулки, куда Цыси обычно убирала свои самые любимые украшения. Все — кроме подвески с нефритовым облаком.

Однако императрице стало явно не до украшений, когда началось восстание ихэтуаней, а потом интервенция мировых держав против Китая. Война с империалистическими державами была, конечно, губительна для Китая, но самой Цыси удалось выпутаться и спастись. Она бежала в город Сиань, повелев истреблять ихэтуаней как изменников родины. Перед бегством из Пекина Цыси беспечно увеличила список своих жертв: нескольким евнухам она велела надежно спрятать ее драгоценности, а затем приказала утопить этих евнухов, чтобы они не смогли обворовать ее или проболтаться. А на Цыси были надеты лишь самые ценные украшения, и том числе и нефритовая подвеска-облачко. Группа фрейлин и служанок, в составе которых была и Лин Ювэй, сопровождала императрицу в ее постыдном бегстве из столицы. К тому времени Цыси выглядела крепкой молодящейся старухой невысокого роста. Чтобы казаться выше, императрица надевала маньчжурские туфли с очень толстыми подошвами. Настоящей красотой она не блистала, но зато воля и властолюбие сверкали в ее глазах. Одевалась Цыси в бледно-желтый маньчжурский халат и синюю безрукавку с расшитыми краями. Волосы ей собирали в незамысловатую прическу-пучок, но украшали множеством шпилек. Во время бегства из столицы Цыси некогда было следить за собой и соблюдать все церемонии в облачении и умащивании тела, но едва опасность миновала и императрица вернулась в Пекин, как ритуалы возобновились с прежней строгостью. И неожиданно начальницей гардеробной палаты императрицы стала Лин Ювэй. Цыси паче всякого чаяния вдруг стала возвышать и отличать эту девушку. Она даже позволяла той оставаться на ночь в своих покоях. Императрица часто страдала бессонницей, и Лин Ювэй должна была развлекать ее, чтобы государыню не терзали мрачные мысли.

...Наверное, это была особенная ночь. Ночь, когда даже к самым закоренелым преступникам нисходит благодать покаяния. Ночь, когда грешники плачут о содеянных грехах, ночь, когда выпадает нож из руки убийцы, а ростовщик дает клятву не душить ближних грабительскими процентами...

Так вот, именно в такую ночь Цыси не спалось.

Она полулежала на богатом ложе, облаченная в расшитый фениксами и пионами темно-розовый халат. Волосы императрицы были распущены по плечам, в них не сверкало ни единой седой пряди, поскольку Цыси искусно владела всеми косметическими ухищрениями едва наступившего двадцатого века. Возле ложа стоял низенький столик с неярко горевшим ночником. Свет ночника отбрасывал причудливые тени на стены спальни, и императрице казалось, что эти тени — призраки тех, кого она когда-то умертвила, сжила со свету клеветой и подлостью. Они ненавидят ее. Они покарают ее, проникнут в сердце и печень. Вот опять эта жгучая боль в правом боку!