Железный Путин. Взгляд с Запада - Ангус Роксборо

Первые ростки гражданского общества в России появились после того, как при Горбачеве разрешили регистрировать первые «неформальные» организации. С тех пор число их достигло сотен тысяч. Около 2 000 из них занимаются правами человека и вопросами демократии. Такие организации, как Центр Карнеги, проводят независимый экспертный анализ российской политики. «Мемориал» ведет хронику преступлений прошлого и сохраняет живую память о жертвах коммунистического режима. «Хельсинкская группа» следит за нарушениями прав человека. Некоторые из них получают гранты или субсидии от правительств западного мира или от материнских иностранных НПО.

Менее чем через год после украинской революции Государственная дума приняла законодательство, сдерживающее их деятельность. Закон, строго ограничивавший деятельность на территории России НПО с западным финансированием, вызвал громкое возмущение на Западе. Президенту Бушу, среди прочих, удалось повлиять на то, чтобы смягчить некоторые его положения. Тем не менее редакция закона, подписанная президентом Путиным 10 января 2006 г., требует от всех российских НПО полного раскрытия своих источников финансирования и гарантий, что их деятельность соответствует «национальным интересам» России. В ином случае им грозит закрытие. Иностранным группам стало значительно сложнее оказывать финансовую и иную поддержку своим российским партнерам. К октябрю такие организации, как Human Right Watch, Amnesty International, The Danish Refugee Council и два отделения Doctors Without Borders, вынуждены были временно приостановить свою деятельность из-за якобы неправильно оформленных регистрационных документов14.

Сознавая неблагоприятную огласку, вызванную новым законом, Кремль вспомнил о советской пропаганде, чтобы создать в обществе представление о том, насколько гнусно могут вести себя НПО.

Через две недели после принятия закона Людмиле Алексеевой, 78-летней активистке в области защиты прав человека и председателю Московской Хельсинкской группы, позвонил приятель и сказал, чтобы она срочно включила телевизор. «Я включила ТВ, — рассказывала она мне, — и увидела какие-то странные силуэты. Диктор драматическим голосом вещал о том, что некие английские дипломаты создали некий передатчик, замаскировали его под камень и положили на какой-то площади»15. У государственного телевидения появилась уникальная, сенсационная новость: скрытая съемка британских шпионов в действии. На экране показали поименованных британских дипломатов, в том числе Марка Доу, второго секретаря посольства, извлекающих данные из фальшивого камня, на самом деле передатчика, размещенного в парке. В репортаже показали, как открывается камень, содержавший внутри гаджеты в стиле Джеймса Бонда.

История поразительная, но не совсем выдуманная. Руководитель администрации Тони Блэра Джонатан Пауэлл признается: «Шпионский камень поставил нас в неловкое положение. Они застукали нас с поличным. Камень показали на всеобщее обозрение, по телевидению. Очевидно, они узнали об этом раньше, но приберегали информацию в политических целях»16.

Политические цели прояснялись по мере того, как Людмила Алексеева смотрела репортаж. «Вдруг они заговорили про этого дипломата из британского посольства, Доу, или как его там, который “руководит” организациями по защите прав человека. После этого показали какой-то листок бумаги со словами Московская Хельсинкская группа». Документ, подписанный Доу, оказался санкционированием перевода 23 000 фунтов стерлингов для Московской Хельсинкской группы.

Русские не выслали ни одного из британских шпионов, пойманных с поличным. У сюжета была иная цель: продемонстрировать, что такие НПО, как Хельсинкская группа, существуют не просто на деньги Запада, но на деньги британской разведки. Алексеева говорит, что никогда не встречалась с Марком Доу и что Московская Хельсинкская группа единственный раз получила грант от Фонда глобальных возможностей при МИДе Великобритании, который просто был передан через посольство. Министерство иностранных дел утверждает, что все данные о финансовой поддержке российских НПО открыто публикуются на его веб-сайте. Но привлечением шпиона для передачи платежей такого рода они сыграли на руку русским.

Через два дня после сообщения о «шпионском камне» президент Путин оправдал противоречивый закон об НПО, недвусмысленно установив связь между шпионажем и деятельностью неправительственных организаций: «Происходят попытки работать с НПО с помощью инструментов спецслужб и <…> осуществляется финансирование НПО по каналам спецслужб. Мы не вправе сказать, что в данном случае деньги не пахнут. Полагаю, — продолжил Путин, — теперь многим стало понятно, почему в России принят закон, регулирующий деятельность НПО. Этот закон призван оградить от вмешательства иностранных государств во внутриполитическую жизнь Российской Федерации».

В своем ежегодном президентском послании в апреле 2005 г. Путин произнес фразу, которую часто цитируют как подтверждение его ностальгии по коммунизму. «Крушение Советского Союза, — сказал он, — было крупнейшей геополитической катастрофой века». На самом деле он говорил не о коммунистической системе как таковой. О чем он сожалел, так это о кончине могущественного единого многонационального государства, развал которого, как он продолжил в своем выступлении, привел к тому, что «десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории», что стало, по его словам, «настоящей драмой» для российского народа, и это трудно оспорить.

Тем не менее это был неудачный выбор слов, поскольку очень многие его шаги в начале второго президентского срока действительно выглядели так, словно он стремится восстановить Советский Союз, коммунизм и все остальное. В ответ на события в Беслане он ликвидировал многие из самых демократических элементов в избирательной системе, укрепляя собственную власть. В ответ на народные революции в Грузии и на Украине он раздавил правозащитные группы и создал опасную шовинистическую молодежную организацию. И все это время затягивал удавку на горле свободной прессы.

В такой ситуации подлинные либералы переставали видеть смысл оставаться в команде Путина. В начале февраля 2004 г. Путин потерял своего премьер-министра Михаила Касьянова, который был уволен после ряда разногласий. Последней «соломинкой» стало назначение Путиным своего друга Игоря Сечина на должность председателя совета директоров государственного нефтяного гиганта «Роснефть». Сечин был лишь одним в ряду путинских приятелей, которые в дополнение к административной работе получили в руководство крупные государственные компании. Можно назвать бывшего сотрудника КГБ Виктора Иванова, шефа по идеологии Владислава Суркова, заместителя руководителя администрации Дмитрия Медведева. Касьянов усмотрел в этом «дрейф Путина от либеральных подходов в сторону командной экономики»17. Выйдя из правительства, Касьянов стал превращаться в одну из ведущих фигур оппозиции, причем с авторитетом человека, проработавшего с Путиным три года бок о бок и изначально считавшего его реформатором.

Следующим стал экономический советник президента Андрей Илларионов, с мнением которого Путин считался, несмотря на его взгляды о тщетности и жестокости чеченской кампании. Илларионов ушел в декабре 2005 г., проработав с Путиным пять лет. Он очень жестко охарактеризовал то, во что превратилась Россия. «Страна больше не является ни свободной, ни демократической, — сказал он. — Ей правят государственные корпорации, которые действуют в собственных интересах». Он добавил, что до недавних пор мог свободно высказывать свои взгляды, но теперь политическая и экономическая система России изменилась, и он больше не может оставаться на своем посту.