Спаси и сохрани любовь - Галия Мавлютова

С самого рождения человек получает возможность познания самого себя и окружающего мира, он имеет право экспериментировать, чтобы найти мир в себе. И себя в мире. Человек наполняется энергией от осознания радостного мгновения, служащего путеводной звездой в бушующем океане жизни. Память может вернуть ему радостное ощущение, пережитое когда-то. Ни с чем не может сравниться счастье разделенной любви. Ни с чем. Но даже это ощущение меркнет в сравнении с прощением. Прощение облагораживает душу, делает еще прекраснее. Способность прощать не может сравниться со способностью любить. Эти два чувства неравнозначны, хотя любовь и прощение идут рука об руку. Человек еще не изобрел диковинные весы, чтобы измерить их ценность. Что перевесит в человеке – никто не знает. Когда Блинова рыдала на площадке перед дверью Инессиной квартиры, пережевывая стресс, она еще не догадывалась, что способна простить Колю. И не просто простить. Екатерина способна избавить Гришанкова от чувства вины перед ней. Пока Блинова созерцала витрину с украшениями, она нашла себя. Екатерина выдумала свой остров. И сразу успокоилась. Она даже жевать перестала. Выражение лица Блиновой соответствовало ее внутреннему настроению. Инесса подошла к ней, обняла и тихонько шепнула: «Кать, давай купим Маринке подвеску, а ты поднесешь подарок. От нас. Так все делают, так принято в цивилизованном обществе». Блинова приподнялась на цыпочки, будто хотела вырасти, чтобы пробить головой стеклянную крышу, затем опустилась вниз, улыбнулась и прошептала Инессе на ухо: «Договорились. Сделаю так, как ты просишь».

– Любовь дороже золота, а жемчуг – символ чистоты и невинности. Подвеска – самое подходящее украшение для Маринки, берем? – Инесса перестала таиться.

Она заговорила вслух, больше нечего было бояться. Машины «Скорой помощи» могут спокойно отдыхать на стоянках. Блинова уже выздоровела. Никто не знает, надолго ли, но Инессе показалось, что навсегда. Веткина купила Бобылеву подарок. Не подарок – талисман. Ей хотелось поднести ему что-то необыкновенное. Тогда он опешит, растеряется, утратит прежний вид, а когда спохватится, Инесса уже будет знать, что творится в его душе. Она выбрала ему корунд. Синий сапфир, ничего особенного, твердый минерал. Камень состоит из глинозема с примесью железа, хрома и титана. Скучно все это, не хочется знать, из чего состоит дивная красота. Инесса держала в руках прозрачный кристалл. Разные железные примеси образовали драгоценный камень первого класса. Веткина ухнула в ювелирном магазине последние деньги, оставшиеся от незаконной сделки. Она задолжала компании всего тридцать тысяч долларов. Ровным счетом тридцать без сдачи. «Я верну эти деньги, обязательно верну, ведь я больше не болею деньгоманией. И меня не прельстят коварные соблазнители. Я обойду чумный пир стороной, закрыв лицо марлевой повязкой», – думала Инесса, держа в руках сапфир для Бобылева. Камень завораживающе отсвечивал синими огнями.

– Поехали, Катька, а то мы уже опоздали, кажется, – Инесса взглянула на часы.

– Опоздали-опоздали, – Блинова изящно взмахнула полой модной одежки.

И улетела ввысь. Блинова вдруг воспарила над магазином, пробив головой стеклянную крышу, она взлетела над Сенной площадью. Летала над городом, не замечая времени. Так показалось Инессе. Блинова никого не видела, она что-то говорила, не придавая значения словам. Прежней Блиновой на свадьбе не будет. В машину села другая Екатерина, у нее даже цвет помады изменился, кстати, где она взяла запасную помаду? Блинова смотрела на дорогу отсутствующим взглядом. Ее больше не волновало будущее Колино счастье или несчастье. Она переселилась в другой мир, придуманный ею только что, у витрины с ювелирными украшениями.

– Они уже у Петра Алексеевича, – подсказала новая Блинова.

Инесса полюбила новую подругу пуще прежней. Веткина всегда любила все новое. А кто не любит? Разве что какие-нибудь дураки да замшелые антиквары. Они подъехали к Медному всаднику в самый разгар свадебного пира. А свадьба уже пела и плясала. Набережная была забита автомобилями «Планеты» – ни пройти ни проехать. Охранники и телохранители с наушниками в покрасневших от холода ушах и выпирающими стволами из-под черных пиджаков, юрко сновали в толпе, пытаясь не упустить из виду бесценные тела охраняемых господ. Инесса вздернула на дыбы кабриолет, въезжая на высокий парапет, и приткнула машину у стены Адмиралтейства. Она вышла первой, мягко чмокнув дверцей. Блинова немного замешкалась, что-то поправляя на лице, звонко щелкая крышкой пудреницы. Казалось, от щелчка затряслись стены Адмиралтейства и развеселая свадьба содрогнулась. Но напрасно – настоящая Блинова находилась высоко в облаках. Блиновское новое тело догнало Инессу, оно было спокойное и вялое, какое-то безразличное ко всему. Оно не могло выкинуть ничего – не то состояние духа, мести не будет.

Множество гостей зябло в предвкушении праздника. Стыл на весеннем ветру Голубенко в обнимку с дородной женщиной, видимо, Валерий Федорович привел на свадьбу свою супругу. Или она его привела. Супруга в два раза выше ростом своего минимального мужа, выглядит почти как гренадер. Отличная парочка. Инесса сердито отвернулась. Все разнокалиберные гости были вместе, в одной компании и в то же время в отдельности. Каждый лелеял в душе свое одиночество. Инесса, не выпуская руки Блиновой, подошла к постаменту памятника. Гришанков нежно прижимал к себе Егорову. Маринка мерзла под его руками в белом воздушном платье. Она почти голая, ведь холодно. Инесса поежилась, зябко, какая-то унылая свадьба, совсем не веселая. Инесса подтолкнула блиновское тело, дескать, иди к постаменту, поздравляй молодых. Екатерина послушно побрела к подножию, где корчились от холода грустные молодожены. Катя что-то шепнула Коле на ушко, обняла Маринку, вручила Егоровой жемчужную подвеску. Получилось красиво, как в кино. Люк Бессон почему-то не прибыл на торжество, видимо, его забыли включить в список приглашенных. А жаль. Мир лишился великолепного шедевра. Столько страсти и муки было в этом трагическом действе, трое в одном чувстве. Дружба и любовь, семья и одиночество, никто не сможет взвесить на весах человеческую боль, нет в мире таких весов. Тонны чувств разбились о парапет набережной, пристывшей от весеннего морозца.

Кто-то нежно обнял Инессу, тесно прижался, просунув руку под ее локоть. От продернутой руки Веткиной стало еще холоднее. Она передернулась. Наверное, на Ладоге лед тронулся. Похолодало.

– Инесса, ты думаешь, что это я тебя подставил? – спросил Слащев.

Он был реальным живым трупом, от Алексея повеяло могильным холодом. Ладожский ветер не сравнится с ним своей стылостью. Егорова влюблена в Слащева с детства. Самая беззаветная любовь в мире – детская. Какая-то сложная арифметика. Егорова любит Алексея. Алексей никого не любит. Блинова любит Гришанкова. А Гришанков любит маму. И только маму. Жуткая получается арифметика.

– Я так не думаю, я уверена, это ты меня подставил, Слащев. Сложил комбинацию из трех пальцев. – Веткина выдернула локоть из ледяного обхвата и пошатнулась.

– На уверенных воду возят. Плохо обо мне думаешь. Не ищи врага там, где его нет, – обиделся Алексей. – Ты вон туда посмотри, – и Слащев круто развернулся.

В его голосе слышались нотки ревности. Инесса нехотя последовала за ним. Они стояли цугом, Слащев был впередсмотрящим, а Веткина его командой. У кромки Невы стоял Бобылев, над ним возвышался Аблашидзе. Александр Давидович нежно, по-родственному обнимал Бобылева. Инесса вдруг вспомнила недавний диалог с великолепным грузином. А может, и не грузином вовсе.