Плен – не подчинение - Альмира Рай

Против яда по имени Рин-Рин нужно самое мощное противоядие. 

Рюкзак лежал между нами. Нашарив рукой флягу с дурнопахнущей жижей колдуна, я начал допивать, прекрасно понимая, что мои глаза по-прежнему прикованы к Рин. Она должна бежать от меня со всех ног. А вместо этого заснула. Насколько же она слаба… Не переносит холод. Синяки на ее теле так и не сошли. Блядь, да она провалялась в горячке неделю, и я уже думал, что не выкарабкается. Сраные оборотни не болеют. Никогда.

Это. Все. Какая-то. Пытка. Мне хотелось взреветь, вырвать руль и разбить им лобовое стекло. Ярость переполняла, ее было больше чем когда-либо, и я просто не видел вариантов, как избавиться от нее. Убрал флягу и медленно выдохнул через нос, пытаясь хоть как-то успокоиться. Тарин держала свою левую руку, и та казалась посиневшей. Один из тех уродов сломал ей кость.

Дерьмо. Она пыталась сказать, что ей больно…

Вот теперь я отвел взгляд. Вышел из машины, прихватив рюкзак с баблом, и обошел ее. И опять завис, смотря на девочку через стекло. Я собираюсь отвезти ее в стаю с тремя десятками самцов. И отдать местному колдуну, чтобы разорвал мою привязку к ней, после чего альфа решит, что с ней делать. И как, блядь, я это сделаю, если у меня глаза наливаются кровью от гребаного перелома? На это рассчитывал Блэр? Что если я случайно выживу после встречи с братством, то ни за что не наврежу Рин?

Ведьма не думала, что я настолько безжалостный ублюдок, что смогу привезти беззащитную самку с больным зверем к Клоду на стол? Он наверняка захочет провести тот же ритуал, что провел с ее братом. А Блэр знала, что я в гребаном изгнании, а? ИЗ-ЗА РИН! Я должен был доставить Харрисону Хейлу ее и ее братьев. А когда провалился на двух заданиях из трех, он изгнал меня. Она мой шанс вернуть все, что я потерял. И я не должен испытывать ничего, кроме облегчения, глядя сейчас на эту спящую красавицу. Она мой пропуск обратно в прошлую жизнь. Это Блэр учла?

На секунду закрыл глаза. Ступни разрывало от адского холода еще несколько секунд, а потом просто онемели. Притупилась боль в ребрах и бедре. Эликсир начал действовать. Почти ничего не чувствовал. Почти.

Тарин

Я пыталась скрыться от реальности. И утонула в собственных мыслях, упав куда-то на дно пропасти, где не было слышно даже звука мотора и натужного дыхания Лайфорда.

Мне отчаянно хотелось вновь испытать чувство защищенности, на которое теперь глупо было рассчитывать. Но ведь со мной все еще была мама, ее теплый образ никто никогда не отнимет. Нежный взгляд, желтое платье и цветочная заколка в светлых волосах. У нее была такая же прическа, как у меня, такая же длина. Веснушки! И она пахла чем-то сладким и молочным. Она улыбалась, глядя на то, как высоко Колтон прыгал, и нежно покачивала на руках младенца. Джейсон. Джей — мой младший брат. Мы искали его с Колтом всю жизнь. Ради нее. Она бы хотела, чтобы мы были вместе.

«Твои братья не такие как ты… Но ты моя девочка… Ты особенная, помни».

Чем? Если только тем, что притягиваю к себе неприятности. Сомнительная особенность. Боль и страдания всегда сопровождали звуки воя и скулежа. Почему?

«Ты Ты перестанешь бояться то, кем являешься, когда полюбишь».

Кто сказал мне это? Кажется, это были последние слова Марины. Однажды тот дьявол увел ее, и больше я ее не видела. Что же теперь она делает в моей голове? И чего пытается добиться — помочь или навредить? Кому мне верить, если не самой себе? Где искать ответы, если не внутри этой пропасти?

Я шагнула навстречу своим страхам. К зверю, что жил во мне. Уродливому, израненному, брошенному всему. Свернувшись калачиком, он забился в углу, боясь даже дышать. Но и в кромешной тьме я четко видела его мохнатую морду и голубые глаза с зелеными вкраплениями, в которых отражалась такая вселенская гнетущая боль, что хотелось взвыть. Это была маленькая истощенная волчица. От нее отказались все. Но в первую очередь от нее отказалась я.

Вот чего я боялась. Заглянуть в эти глаза и ощутить всю силу своего предательства. Оно похлеще яда. Острее всех колких слов, которыми ранил Лайф.

Теперь слова Марины стали поняты.

Я слабая, потому что так и не смогла полюбить. Себя. Своего зверя.

Я такая же, как Котон. Как Лайфордр. Как моя мама. Оборотень.

Только ничего не зная о своей натуре, посчитала, что это страшное проклятие, когда впервые увидела обращение брата. Я с ужасом ждала и боялась дня, когда это произойдет со мной. Я боролась с зовом и ненавидела то, что пыталось вырваться из меня. Когда произошло мое первое обращение? Кажется, намного позднее, чем у Колтона. Мое затянулось. Я уже была в плену, когда слабый зверь попытался вырваться, чтобы защитить меня от того ублюдка. Мы с волчицей понимали, что ничего из этого не выйдет, но она все равно пыталась. Мы никогда не были единым целым. Была я и какая-то уродливая мерзость во мне, которую я страшно боялась.

А теперь я упала перед ней на колени и не могла насмотреться. Она даже больше напоминала побитую дворняжку. Мое отражение в зеркале. Моя вторая сущность. Я протянула ей руки, а она оскалилась и зарычала на меня. Забилась от страха еще дальше и исчезла в темноте.

А меня вытянуло из этой глубины на поверхность, где опять было холодно и больно. Я резко распахнула глаза и с ужасом отметила, что уже не в машине, а на руках у Лайфорда. А как только осмотрелась, напряглась и вцепилась в его плечо здоровой рукой — мы поднимались по трапу в самолет.

— Отпусти! — хотела крикнуть, но голос охрип. Лайфорд, сцепив челюсти, уже поднялся на последнюю ступеньку и вошел в салон. У люка стоял мужчина в форме пилота, и я забилась в панике, когда она начал закрывать люк.

— Стойте! Помогите мне! Я не хочу никуда лететь! Меня выкрали. Помогите!

Пускай он русский, но мольбу о помощи уж мог разобрать. А делал вид, что глухой и немой. Молча закупорил нас и удалился в кабину пилота. И там сидел еще один, подсматривая за нами явно с неодобрением, но при этом ни слова не сказал.

— Я заплатил им много денег, — произнес Лайфорд до мурашек холодным и спокойным голосом. — Они не помогут тебе.

Он больше не орал, не выпрыгивал из собственной шкуры, не вел себя как сумасшедший. Но его нереальное спокойствие пугало в сотни раз больше.

— Не делай этого, — попросила я. — Не отдавай меня им.

Он молча усадил меня на кресло и пристегнул ремень.

— Лайф! Посмотри на меня! — потребовала я. Просьбу выполнил мгновенно, вот только в глазах не было ни капли сомнения. Или страха. Или злости. Только лед.

— Мы поговорим о том, что произошло, — произнес он и сел напротив.

Самолет начал взлетать. Я ощутила разгон, вцепилась рукой в подлокотник и уставилась в иллюминатор. Сердце выпугивало из груди, но когда шасси оторвались от земли, оно ухнуло вниз. Я смахнула со щеки последнюю слезу и запретила себе плакать. Глупо. Он же нашел в себе силы нацепить эту бездушную маску. И я смогу, я всему учусь быстро. Набрала побольше воздуха в легкие и посмотрела на Лайфорда по-новому. Без завесы розовой сахарной ваты, которой он забил мою голову. И теперь увидела совершенно чужого мужчину, к которому больше не хотелось тянуться. Я просто не знала его. Мой Лайф остался в России. А этот ни кусочка от меня не получит.