Лихое время - Олег Петров

– А больше твое нутро ничего не чует? – негромко засмеялся Коська и постучал пальцем по пустой водочной бутылке.

Цупко шустро нырнул в избу, вернулся с неполной бутылкой самогона, заткнутой туго свернутой бумажкой. Набулькал в граненые стаканчики-стопки – сначала энергично работающему челюстями Коське, потом себе.

Хлопнули.

Филя, шумно сопя, закопошился с самокруткой, а гость снова наполнил свою посудину и опрокинул в рот.

– Нащет меня, Филя, ты поторопился. К твоему дедку-буржую приглядется надобно. Чево он, ежели такой оборотистый был, нонче сдох совсем и подмоги спрашиват? Помню, как за спиртишку-то копейку жмотничал! Свово не упустит, хитрован ишшо тот!

– А ты как хотел? – прищурился Цупко. – Могет, перед тобой яму кадриль отплясать?

– Надо будет и отпляшет! – бухнул кулаком по столу Коська. Чуть подпрыгнув, пустой стакан ударился о револьверный ствол и тонко-тонко, но звонко зазвенел.

– Да убери ты свою пукалку! – рыкнул в ответ Филипп. – Разложил арсенал!

– С кем это ты тут, Филя?

На пороге из избы показался Бизин, позевывающий в кулак и почесывающий бока.

– От те! Явление Христа народу! – развел руки Коська. – Какая подмога подкатила! С этим, што ли, Филя, хлебну водку жрали? Иль это у деда Терентия кореш завелся!

– Вы, молодой человек, угомонитесь! Ваши вопли в избе слышны, а там дети малые! – строго сказал Бизин, неожиданно для Коськи и Филиппа «выкая», чего тот же Коська в свой адрес сроду не слыхивал, а посему посчитал за оскорбление. Поднялся с лавки:

– Да я тебя, старого…

– Хорош тя! – обхватил его сзади Филя. – Бля, че тока самогон с людьмя не делат! Угомонись! Ты чо?!

Коська и сам понял, что развыступался ни к месту. Тяжело дыша в стальных филькиных объятиях, проговорил:

– Все, амбец! Дайте пожрать спокойно.

Бизин глазами Филиппу – отпусти.

Коська зло оттолкнул раскрывшиеся лапы, плюхнулся на лавку, подхватил со столешницы наган и, сунув его за пазуху, снова забулькал самогонкой, зачавкал.

Филипп, ногой пододвинув табуретку, сел, раскурил, наконец-таки, самокрутку свою долгожданную, спички уже не жалея. Бизин, сложив руки на груди, стоял, прислонясь к косяку, и внимательно рассматривал жующего Коську.

Наконец тот не выдержал:

– Ну чо ты меня, старый, буравчиками своими сверлишь? Ежели разговор есть – давай!

– Дают только девки в борделе! – так ловко ответствовал старик, что Коська чуть не подавился.

– Эхма, дядя, ты даешь!

– Я же тебе сказал, где дают.

– Ладно, не чепляй!

Коська повернулся к Филе.

– Хер бы признал нашего спиртового купчину.

– Ты это… Надобно, Коська, все жа поуважительнее… Чай не ровня, вдвое с гаком, почитай, Андреич тебя постарше будет…

– Щас соплями изойду! – Коська вновь воззрился на Бизина. – Про какое это большое дело ты Филе нашептывал, а, дядя?

– Так это и есть, Филипп, твой надежный и верный человек, с которым можно дела делать?! – удивлению Алексея Андреевича, казалось, не было предела.

– А чо? – беспокойно заерзал на табуретке Цупко. – Парень свой, не раз проверенный. Они ишшо с Гохой Бурдинским, до всех энтих передряг с революцией и Семеновым, спиртишком промышляли. Да и опосля… Кстати, ты же, Андреич, должон ево помнить! По спиртишку… Должон! Мы с ем как-то и с тобой встречались…

– Всех не упомнишь, – с досадой сказал Бизин, подумав, что Филя, при всей его хитроумности и разворотливости, все равно – дурень дурнем. Неужто не понимает, что никогда по одной половице он, Бизин, с этими уголовничками ступать не будет. Приберем еще хлопцев к рукам… Зевнул, прикрывая ладошкой рот:

– Утро вечера мудренее, поговорим еще.

– Мне тут на свету ни к чему крутиться! – отрезал Коська, сыто отрыгивая. – А то, глядишь, опять набежит, Филя, полный двор твоих новых друзей в фуражечках да с наганами…

– Охо-хо! – дребезжаще рассмеялся Бизин. – Какой секретный молодой человек! Прямо, рыцарь ночи!

– Но-но!

– Не нокай, не запрягал! Если тебя, мил друг, разговор со мной интересует, подождешь до утра. Заодно и над тем поразмышляй, как к старшим относиться, и на хрена твой гонор мне сдался, понял? Пословицу, парень, про бодливого теленка слыхал? Думаю, слыхал. А еще, молодой человек, иногда бывает не по Сеньке шапка, или кафтанчик попадает тесноватый. Руками разведешь, а он – по швам трещыт! – Бизин последнее словечко нарочито так выговорил, с издевкой. – Ну, ладненько, други мои, до утра.

И, повернувшись, старый хитрец удалился в отведенную светелку.

Коська, удивленно завернув голову, посмотрел на затворившуюся дверь.

– Мне про гонор, а сам-то, а, Филя? От ведь фрукт?

– Коська, штоб ты знал: Андреич – голова! – уважительно промолвил Цупко. – Он в Чите, да и не тока, всех старых и нонешних денежных мешков знает. Сам тоже, было время, ел и пил на золоте! Понятно, вся энта круговерть сильно по нему ударила, но голова с мозгами у Андреича осталась – не чета нашим, Коська! Зазря надежную ватагу подыскивать не станет, факт! Брякалкой пустозвонной ты с ем не греми, Коська. В завтрашнем разговоре не покажешься – пиши, пропало сурьезное дело, Ляксей Андреич со скоморохами хоровод не водит!

– Ишь, нахвалил! Поглядим, чо он ишшо пропоет! Мало ли, какие у старичья заскоки…

– Воду, Костя, в ступе толчем! Не петушись… Андреич прав – утро вечера мудрее. Вот и дождемси утрянки!

Филипп тяжело поднялся с табуретки.

– Пошли, оглашенный, соснем малость… Чо-та день седня затянулся…

Отвел Коську в приезжую избу, указал полати. Но парень отрицательно замотал головой:

– Здеся не засну, больно открыто все. Лучше на чердак, там мне спокойно. Мишка-то где, там? – ткнул рукой на чердачное оконце «барской» избы.

Цупко кивнул.

– Тады я сюда залягу, – взялся за лестницу Коська и полез на чердак большого дома.

Когда он скрылся в проеме, Цупко внимательно оглядел двор и тоже отправился спать. У крыльца к ногам прильнула дворняжка.

– Пшла! – отпнул ее Филипп. «Сука лядащая, – подумал зло и нервно, – хоть бы гавкнула, когда Коська подкрадывался! Чужой человек по двору шастает, а она и ухом не ведет, как и увалень этот на цепи. Сторожа, мать ети! На живодерню сдать, на мыло – больше проку! Хотя, опять же, – заулыбался в темноте злорадно, – милицию безудержу облаивали!»

2

Костя, устраиваясь на чердаке в пахучем сене, не мог отогнать от себя обиду. Вот же, старая сука, этот Андреич! Хи-итрый жук! Поддеват-то как ловко! И чует-то как, хрыч лысый, что не тот размах покедова.