Обречённый на одиночество. Том 1 - Усман Абдулкеримович Юсупов

к людям, особенно из молодого поколения, заранее думая о том, чтобы в нужный час посвятить в тайну самого достойного из них. Но не находил. Тринадцать лет ссылки и жизни в чужой среде наложили на народ свой отпечаток, который не мог стереться в одночасье. Нужно было время, чтобы родная земля излечила тела и души чеченцев…

Абу не успел сделать то, что обязан был сделать – подготовить достойного и посвятить его в Тайну. Жизнь его оборвалась неожиданно…

Возвращаясь из своего очередного паломничества к Туш-Ламу и Склепу к,онахов, Абу углубился в Запретный лес. Он уже был на самой опушке, за которой начинались поля аульчан, когда до его слуха донеслись пронзительные женские вопли. Кто-то звал на помощь. Крики доносились из соседней лощины. Абу устремился туда.

Разъяренный медведь напал на женщин и детей, пришедших в лес за черемшой. Одна из женщин лежала на земле в обмороке. Рядом с ней в предсмертных судорогах корчился мальчик лет двенадцати, которого, по всей видимости, медведь уже успел ударить своей огромной лапой. Чуть дальше, прижавшись спиной к стволу бука, стояла девушка. Она не кричала и не двигалась – оцепенение сковало ее тело. И только обезумевшие от ужаса глаза не мигая смотрели на медленно приближающегося медведя. Хищник не обращал никакого внимания на крики и стенания других людей, будто их здесь не было вовсе, и все ближе и ближе подходил к выбранной жертве.

Абу, «вооруженный» всего лишь охотничьим ножом, встал между девочкой и медведем.

Конечно, испуганным женщинам и детям могло померещиться все что угодно. Им-то медведь показался чуть ли не крупнее горы, а шестидесятилетний Абу – сказочным нартом. Но, как бы то ни было, Абу смог одолеть зверя. Но и медведь не остался в долгу. Его жестокие объятия и удары огромных лап перемололи все в груди Абу, а острые когти и кинжальные клыки искромсали его тело.

Известие о несчастии, случившемся с отцом, дошло до Алхаста только к вечеру. Он тут же примчался домой и уже к полуночи был у койки раненого.

Абу умирал.

– Оставьте меня наедине с Алхастом, – произнес Абу, стараясь придать голосу бодрость. – Я должен поговорить с ним.

Подождав, пока все выйдут, Абу продолжил:

– Я собирался рассказать тебе о важных вещах… ждал определенного часа… рано еще было… Теперь уже не успею, не думал, что все так закончится… Нет у меня времени для долгих рассказов, да и сил не осталось… – Абу говорил с трудом, будто кадык встал поперек горла и мешал ему дышать. – В ситцевом мешочке, висящем над моим изголовьем, находится написанный мной тептар. Ты должен прочитать его… И перечитывать до тех пор, пока истинный смысл написанного не станет тебе понятен. Ты поймешь его, должен понять… Другие трое, старшие твои братья, не поняли бы… Я долго присматривался к ним, подвергал всевозможным испытаниям. Никто из них даже не задумывался, зачем я это делаю. Это простые, приземленные люди, как и многие их сверстники. Таким обычно легко живется, но им не дано видеть далеко вперед, определить для себя стоящую цель и идти к ней. Да и не нужно им все это. А ты… ты всегда отличался от них… На тебя я возлагал и возлагаю свои надежды. Но если окажется, что и ты не способен ничего понять, тогда пусть все решает он… Помнишь тот день, когда я взял тебя с собой в горы?

Алхаст стоял, то и дело поднося к лицу носовой платок, чтобы скрыть от отца наворачивающиеся на глаза слезы.

– Я был мал тогда, Аба, но день тот помню.

– Сумел бы сам добраться до горы, на которую мы с тобой поднимались?

– Не знаю, это было слишком давно… Но если тебе нужно… найти можно все что угодно, если хорошенько поискать. Наверное, нашел бы и ту гору… – ответил Алхаст.

– Должен найти… На той горе есть две пещеры, отыщи их… Мой тептар поможет тебе. Тептар расскажет тебе, что надо искать и как это найти. Также тептар научит тебя, каким тебе самому следует быть… Прочитай его обязательно… Все что написано в тептаре, это мое слово, мое завещание, будь покорным каждой его букве так же, как ты был покорным моему слову и моему повелению. И береги его, он не должен попасть в чужие руки… Но если от моего имени к тебе подойдет старец и если из его слов ты поймешь, что это именно тот старец, о котором я говорю сейчас… если он потребует отдать ему тептар, ты должен отдать его. Он сделает это только в том случае, если решит, что ты не понял главный смысл тептара и не способен идти по верному пути… Будь к,онахом! Всегда будь к,онахом! – Абу тяжело вздохнул и добавил: – Позови остальных…

К утру Юсупан Абу, отца Алхаста, не стало.

…После похорон отца Алхаст взялся за чтение его тептара. Но с ходу понять все эти письмена было сложно, если вообще возможно. И Алхаст отложил тептар, решив, что вернется к его изучению после очередной сессии в институте, когда у него будет больше свободного времени, а голова отдохнет от формул и определений.

Но после этой сессии наступила другая… третья… десятая… Потом – защита диплома. А дальше уже работа, которая занимала все его время.

Так, потихоньку и остался в стороне тептар Абу…

И сейчас он продолжал лежать в дубовом сундуке Марет, под старыми тряпками и бумагами, давно уже забытый Алхастом…

*********

ГЛАВА 3

Солнце уже садилось за горизонт, когда Алхаст поднялся на горный отрог, за которым раскинулся его аул. Окинув взглядом его узкие улочки, молодой человек свернул на восток, оставляя в стороне дома аульчан. Там, на склоне небольшой возвышенности, приютилось аульское кладбище. Алхаст направился туда –нельзя идти дальше, не посетив последнее пристанище родителей. Так он поступал каждый раз, когда возвращался домой даже после непродолжительного отсутствия. Для него это было естественно, как и для всякого почитающего родителей сына.

На кладбище, чуть поодаль от калитки, росло тутовое дерево. Густые ветви его раскидистой кроны заботливо нависали над двумя ухоженными могилами с невысокими свежеокрашенными надгробиями у изголовий. Под этими холмиками покоились два самых дорогих сердцу Алхаста человека – отец Абу и мать Марет.

Алхаст присел у могилы матери и долго шептал молитву, то и дело протирая повлажневшие глаза.

– Да снизойдет на тебя милость Всевышнего, нана… На тебя и на всех, кто здесь упокоился… Да простит Он и нам, живым,