Русская Никита - Эльвира Барякина

Или же не было никакой «Vade mecum», и все это — лишь сон? И она действительно сошла с ума от невыносимой любви к своему мужу?

«Витька… Почувствуй, что я попала в беду! Приди! Меня надо спасать, я погибаю…»

Но что он мог почувствовать? Он чувствовал Юлечку. Он счастлив с ней, и если Мэг действительно любит его, то разве она вправе лишать его этого счастья? Ей надо радоваться, что ему хорошо. А себя принести в жертву.

От этих мыслей хотелось призвать к себе смерть.

Единственное, что удерживало ее на плаву, так это мысль о Структуре. Узнав, что задание по ликвидации Огнева не выполнено, Сергей Иванович сразу должен был попытаться разыскать ее. Нужно было перетерпеть еще день, еще два…

— Они все равно сломают вас, — прошептал кто-то рядом с ней. — Как ни трепыхайтесь, как ни буйствуйте. Не жилица вы на этом свете…

Мэг медленно повернула голову на подушке. В палате был кто-то еще. Человеческая тень — маленькая, угловатая, вертлявая, — двигалась от койки к койке, словно ища чего-то. Свет то разгорался, то гас в глазах Мэг, мешая ей разглядеть все как следует.

— Галлюцинация… — мертвенно прошелестела она, чтобы только услышат себя и отпугнуть проклятое видение.

Но тень и не думала исчезать. Более того, она вдруг приобрела форму невысокого худенького дядечки, заросшего черной щетиной, — в обычной больничной пижаме и стоптанных тапках. В руках у него была швабра с намотанной на нее половой тряпкой.

Нервно покосившись на окошко, за которым дремала постовая медсестра, он осторожно положил швабру на пол и чуть ли не на четвереньках подскочил к изголовью Мэг.

— Притворитесь, что они вас уже довели! — произнес он, глядя на нее острыми черными глазками. — Просто начинайте помирать… И они перестанут вас колоть. Если, конечно, поверят, что они вас вылечили…

— Кто вы? — выдавила она из себя.

Дядечка на секунду задумался.

— Я? Я шизофреник, и у меня бред Котара… Они меня тоже лечили аминазинчиком… А сейчас — гляди ж ты! — перешли на трудотерапию. Швабру доверяют!

Последние слова он произнес с горькой усмешкой.

Кто бы он ни был, он явно желал Мэг добра… Она попыталась приподняться на локте.

— Отсюда можно убежать? Скажите, можно?!

Больной беззвучно засмеялся.

— Выхода нет… Нет! Это вам не из тюрьмы удрать: уголовника кто-нибудь укроет, спрячет, а шизофреники никому не нужны… Куда вам бежать? Здесь хотя бы кормят, понимаете? Главное, чтобы не лечили, а так здесь нормально. Перестаньте бороться с системой. До тех пор, пока вы ведете себя как ее враг, она тоже будет уничтожать вас. Станьте ее частью, и тогда она примет вас как свою.

Что-то знакомое послышалось Мэг в этих словах. Кто-то уже говорил ей нечто подобное. Но кто и когда?

— Но я не могу позволить им… — прошептала она протестующе.

— Тем самым вы позволите им заколоть себя до смерти, — улыбнулся дядечка.

Внезапно ему показалось, что постовая медсестра дернулась во сне, и он тут же резко отодвинулся от Мэг.

— Вы меня не видели, понятно? Я вам снился. Только они не знают, что на самом деле я все знаю об освобождении! Они думают, я больной, они меня лечили… Дураки!

— Подождите! — взмолилась Мэг.

Но было уже поздно. Дядечка исчез из палаты так же внезапно, как и появился.

* * *

Мэг смотрела неподвижным взглядом на трещину в потолке. Дыхание ее было тяжелым — со свистом, с хрипами, кожа покрыта испариной… Она умирала и просто физически ощущала, как жизнь вытекает из нее. Мэг знала, что если она сама не будет верить в это, если она не пройдет через все, то тогда может быть, тело ее и не умрет, но сама она исчезнет навсегда, и вместо нее по земле будет ходить просто кусок плоти.

Ей мерили температуру, светили в зрачки какой-то лампочкой, прослушивали сердце и легкие… Она даже на секунду не отвела взгляда от своей заветной трещины на потолке. Откуда-то Мэг знала, что над ней сейчас стоит в недоумении красавец-доктор Валентин Валерьевич, а с ним — старшая медсестра Мария Ильинична. Они оба переглядываются и пожимают плечами.

Она не слышала, о чем они разговаривали, ей нельзя было этого слышать, иначе вольно или невольно она бы выдала себя… Но, очевидно, они увидели что-то такое, что напугало и озадачило их. В любом случае уколов в этот день не было.

* * *

Опять этот белый кабинет, стол, за столом Валентин Валерьевич. Только на Мэг уже больше не было смирительной рубашки. Так — обыкновенный больничный халат серого цвета.

— Как ваше самочувствие? — спросил ее доктор.

Мэг смотрела себе под ноги.

— Хорошо.

— Никаких жалоб нет?

Она вскинула на него чистый взгляд.

— Ой, что-то плохо мне вчера было! Только вот не помню… — Она пресеклась на полуслове и повернулась к окошку. — Весна скоро, да? Вон небо-то какое голубое…

Валентин Валерьевич задавал ей еще много вопросов: о том, что она думает о причине своей болезни, как относится к пребыванию в больнице… Мэг что-то отвечала, слегка покачиваясь на стуле. Или не отвечала вовсе. Мысли ее были легкими как облака и летучими как бабочки.

Под конец беседы врач снова вызвал Марию Ильиничну.

— Я думаю, имеет смысл перевести Маргариту Александровну в общую палату. Ей уже гораздо лучше.

Сестра взяла пациентку под руку.

— Пойдемте, я вас провожу.

Мэг послушно встала и побрела вслед за ней по коридору. Только бдительная Мария Ильинична не заметила торжествующей улыбки, на секунду мелькнувшей на ее лице.

* * *

«Я твердо знаю, что я не сумасшедшая. Может, у меня и есть какой-нибудь легкий невроз, но не более того. Меня просто пытаются заставить поверить в то, что я ненормальна.

Всей истории с Волковым — с его загадочными появлениями и чтением мыслей — есть какое-то вполне земное и рациональное объяснение. Книга о дьяволе — чушь собачья. Я взрослый человек, и меня нельзя купить на детские сказки. Если у всего этого и есть мистический привкус, так это только потому, что я пока не могу найти объяснения некоторым фактам. Но это объяснение есть. Я знаю.

Я прекрасно понимаю, что оказалась в психушке. Если бы я сама придумывала свои галлюцинации, то уж явно нафантазировала себе что-нибудь получше. Поэтому мое заключение — реальность, и я вполне ее осознаю. Это-то Валентин Валерьевич не отрицает. Значит, я не так уж больна, как ему хочется.

Да даже если предположить, что я совершенно ненормальна, даже если я последняя сумасшедшая, я не останусь в этой больнице. Я хочу жить, а не лечиться. Коли я не могу отличать, что происходило на самом деле, а что нет, я буду жить в выдуманном мире. В таком случае будем считать, что это не я, а все вокруг безумны, и это их проблемы».