Стервятники - Олег Петров

ЗЛОЙ и грязный «начальник отряда» Новиков, спешившись, перегородил и без того узкую тропу.

- Баста, ваше благородие! Привал! А то сдохнем начисто!

- Думаешь, оторвались? - с безразличной усталостью выговорил Горлов и неуклюже слез с лошади. Раскорячил ноги, ощущая до затылка ноющую боль в позвоночнике, копчика и вовсе не чувствовал.

- А хрен их знает! Да и насрать! - яростно рубанул кулаком с намотанной на кисть нагайкой Новиков. - Сунутся краснопузые - получат! Хер им, а не лапки в горку! Назар! Назар, мать твою!

За спиной у Горлова всхрапнул чужой конь, горловский прянул в сторону. Почти над головой раздалось низкое:

- Чево орешь, тута мы.

Заросший до глаз смоленой окладистой бородой, в которую понабилось за дорогу мелкого лесного мусора, здоровенный и вечно угрюмый, как заметил Горлов, мужик уставился на Новикова.

- Ночевать здесь будем, Назар. Отыщи полянку, конскому составу травы пощипать.

- Конскому составу? Ага. - Борода мотнулась, и лошадиный хвост чуть было не съездил Горлову по носу.

- Ты. это. вашбродь, прямо по тропе иди с конем в поводе, там поворот будет, и книзу, в распадок, тропа пойдет. Был ручей там. когда-то, - нервной скороговоркой высыпал Новиков, то и дело поправляя порыжелую кобуру с револьвером и озираясь.

- Знаешь эти места, Николай? - спросил Горлов, настороженно слушая лес. - Давно тут бывал?

- Давно.

Новиков тяжело вздохнул, на мгновение застыл, тоже вслушиваясь в лесные шумы, беспокойно окинул глазами окрестности.

Последние дни Новиков, как заметил Горлов, был сам не свой. Обычно ему с трудом удавалось изображать из себя властного командира, перла суетливая вертлявость, с напуском развязности и озороватой злости. На казачков гаркнуть любил с матерком, показать силу и жесткость, командные решения принимал быстро, ни с кем не советуясь. Поначалу на Горлова оглядку делал, но подполковник в дела начальника отряда не лез. В тайге он не советчик. Теперь же Новиков больше молчит. Насторожен, угрюм. Собственно, а чему радоваться? Начиналось-то все мощно, а вот кончилось.

В ОТБИТОМ у красных Томске с июня восемнадцатого развернуло свою деятельность временное сибирское правительство - Западносибирский комиссариат под председательством П.В. Вологодского, будущего премьер-министра в правительстве адмирала Колчака, армия которого вкупе с белочехами, овладев Красноярском, рвалась к Иркутску, объявленному большевиками еще 21 мая на осадном положении.

Исправить ситуацию у красных никакой возможности не было. Началась эвакуация. Город заметно опустел, обыватели забились по домам и квартирам, заложив окна крепкими ставнями. Без штурма 12 июля колчаковцы и чехословаки вступили в Иркутск. Ведя беспорядочную и редкую стрельбу, красные уходили на восток. Практически не встречая сопротивления, один из бронепоездов будущего «верховного правителя Сибири» и пара эшелонов чехословацкой артиллерии за неделю отогнали неприятеля на 127 километров от Иркутска - за Слюдянку. И победно двинулись дальше на восток, несмотря на подрывы большевичками железнодорожных мостов и стрелок. 20 августа заняли Верхнеудинск. Одновременно верное атаману Семенову казачество подняло мятеж под Читой.

Красное сибирское правительство (Центросибирь), Забайкальский областной исполком, Читинский городской Совет депутатов, представители Нижнеудинского фронта собрались в Чите и 21 августа образовали Сибирский Совет народных комиссаров, который 28 августа на станции Урульга откомиссарился: вынес резолюцию о ликвидации борьбы с врагом «организованным фронтом». Забились краснюки в подполье.

Как упоителен победный воздух!

Мерцал банкетный хрусталь, хрустели накрахмаленные салфетки в руках приглашенных. Бравурно гремела медь оркестра на праздничном завершении совещания победителей в Уфе 23 сентября восемнадцатого!

Вновь перед глазами Горлова проплыли лица «верховной пятерки» - нового временного правительства - Уфимской Директории: генерал Алексеев, бывший министр внутренних дел Временного правительства Авксентьев, кадет Астров и полуэсер Вологодский, народный социалист Чайковский. Демократическая обойма. Торжественно провозглашено: Директория избирает своей резиденцией Екатеринбург и осуществляет верховную власть на всей освобожденной территории.

Горлов не сподобился быть приглашенным на помпезный банкет новоиспеченной демократической России: в числе эскорта, выделенного от корпуса генерала Пепеляева, обеспечивал охрану. А где еще мог оказаться бывший жандармский подполковник?

Благополучно расставшись с красным Питером в феврале восемнадцатого, Горлов предполагал пробраться в Иркутск и на месте дознаться до сути кузнецовской золотой загадки. Неистребимая убежденность в том, что большевистский режим долго не продержится, была тем стержнем, который крепил уверенность Горлова в успехе его затеи. Но надо было поспешать. Когда осядет поднятая революцией муть, поздно будет искать свой «остров сокровищ».

Жандармская служба научила подполковника множеству уловок и незаурядной осторожности. И они помогли ему добраться до Красноярска. Но там произошла встреча, спутавшая все планы.

Бывший сослуживец, ротмистр Пекарский, щеголяющий ныне в новеньких полковничьих погонах, узнал в неприметном «интеллигентишке» Горлова! Пришлось, так сказать, встать под знамена, не миновав процедуры элементарной проверки и терпя некоторое время унизительную подозрительность. Но все образовалось. Восстановили в чине, зачислили в штаты отдела контрразведки Среднесибирского корпуса генерала Пепеляева.

С другой стороны, в охоточку оказалась служба, в большую охотку! Наболело у подполковника Горлова от ухари черного быдла. Ишь, суки краснопузые, вознамерились выше Господа взобраться! Шутить изволите-с! Червяками корчились в подвале контрразведки, зубами чечетку выстукивали на ветру, когда дежурный полувзвод их на высоком яру выщелкивал!..

Увы, вскоре победные фанфары стали стихать. На создание Директории большевики ответили мощными ударами на фронтах. Не успев обосноваться в Екатеринбурге, новоиспеченное правительство скрепя сердце перебралось в Омск. Не было желаемой устойчивости и в тылу. Красное партизанство набирало силу, в начале октября организованно забастовали железнодорожные рабочие от Урала до Забайкалья, выдвигая возмутительные экономические требования.

С огромным удовольствием Горлов принял участие в разгоне Сибирского съезда профсоюзов, в арестах членов стачечных комитетов железнодорожников, в допросах активных участников забастовок. Большевистская рука чувствовалась во всем! А еще Горлов - и далеко не он один! - видели причину временных неудач: нерешительность Директории! Не хрен было вообще эту «народную демократию» разводить! Посему ликвидацию последней в ночь на 18 ноября и самопровозглашение адмирала Колчака верховным правителем и верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России восприняли на «ура».