Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое - Владимир Коломиец

– Пирогов, – сказал старик уже тихим голосом, словно наперед зная эффект этого имени, и заспешил на улицу.

За ним, на ходу застегиваясь, бросился и батальонный врач. Он прежде слыхал, что старик Пирогов прибыл на театр войны. Эту весть на все лады передавали солдаты, обнадеживая друг друга, что теперь, мол, и под пули не страшно угодить. Но он эти слухи воспринимал, как легенду. И вот встреча! Есть ли в России имя популярнее? Солдаты и матросы занесли это имя, куда ни казала носа ни одна наша знаменитость.

– Говорили, Боткин рассказывал, – вспоминает он, – несут на перевязочный пункт солдатика без головы, это еще в Крымскую кампанию, – доктор из дверей машет рукой: «Куда несете без головы!» – «Ничего, ваше благородие, голову несут за нами. Николай Иванович как-нибудь приставит, авось, еще пригодится наш брат-солдат!»

Обегав батальон, собрав подробную справку и, по возможности, приведя себя в порядок, врач направился назад и возле одной из хат, в свете факелов, которые держали две молодые болгарки, увидел Пирогова, который наблюдал за выгрузкой раненых. Заметив почтительно вставшего поодаль врача, он слегка кивнул, будто приглашая проследить с ним за этой процедурой.

– Пойдемте, коллега, – сказал Пирогов, дождавшись, когда опустела последняя телега. И они двинулись по хатам с ранеными, которых разместили в немыслимой тесноте. Кто мылся, кто вскрикивал, а кто уже и водочки принял или чаю напился. В одной хате раненый солдат после операции бредил боем: «То свой! – кричал он. – Свой! Сюда!» А потом запел во все горло и пел, пока не заснул.

– Вероятно, запевала, – заметил Пирогов, когда уже возле полуночи они вышли на улицу. Тут выяснилось, что, прибыв немного ранее врача, Пирогов еще не имел ночлега, и тот робко пригласил его к себе, и приглашение немедленно было принято.

Идя рядом, врач все не мог прийти в себя от того обстоятельства, что патриарх науки, гений, имя которого известно каждому культурному человеку, сейчас, ночью, идет с ним, недоучившимся студентом, чтобы вскоре заснуть на лавке в грязной хате. Этим врачом был Скляровский Сергей Львович, получивший на Шипке рану и Георгия, окончивший после войны Медико-хирургическую академию у самого Склифосовского и длительно проработавший в Виннице уездным врачом.

Была теплая, тихая ночь. Прежде чем идти спать, Пирогов угостил врача отличной сигарой. Курить сели возле хаты на лавочке. Глаза привыкли к темноте, и было заметно, что кругом безлесье, словно малороссийская степь.

– Как приятна эта тишина, – начал разговор врач, – надолго ли?

– Да, тишина обманчива. В любое время здесь могут развернуться бои, – отвечал ему Пирогов. – Слышали, 5 сентября Сулейман вторично штурмовал Шипку, но был отбит, потеряв 2 тысячи человек.

– А сколько же наших полегло? – задал вопрос врач.

– Говорят, что больше тысячи.

– Ничего, блокируем Плевен, разобьем Османа, тогда и Шипке поможем, и до Костантинополя дойдем, – сказал Пирогов.

И действительно, в середине ноября армия Османа, стиснутая в Плевене в четыре раза превосходящим ее железным кольцом русских войск, стала задыхаться в этих тисках. Припасов в городе не оставалось, и турки решили пробиться сквозь линию обложения.

28 ноября, в утреннем тумане, турецкая армия обрушилась на Гренадерский корпус, но после упорного боя была отражена по всей линии и отошла в Плевен, где и сложила оружие. Раненый Осман вручил свою саблю командиру гренадер – генералу Ганецкому. За доблестную защиту города Осману были оказаны фельдмаршальские почести.

А на азиатском театре боевых действий события развивались следующим образом.

В последних числах июля к Арпачаю для подкрепления русских войск подошли две дивизии. Основной удар предполагалось нанести по войскам Измаила, двигающимся на Тифлис с Эриванского направления. С ним было 20 тысяч человек при 56 орудиях. Однако в ночь на 13 августа неожиданно перешедший в наступление Мухтар нанес нашим войскам чувствительный упреждающий удар. Понеся сам большие потери, Мухтар значительно потеснил наш 8-тысячный отряд. В результате этого операция против Измаила была отложена, и все внимание Великий князь Михаил Николаевич сосредоточил на Аладже, где на высотах по фронту в 22 версты укрепились турки. Началось накопление войск. К половине сентября здесь против 40-тысячного отряда Мухтара Кавказский корпус сосредоточил 60 тысяч человек при 218 орудиях. При таком соотношении можно было и наступать. Лорис-Меликов, командующий корпусом, 20 сентября отдает приказ 2-му Горско-Моздокскому полку атаковать турецкие позиции.

– 3-я и 4-я сотня, к бою! – подал команду майор Алтадуков, и казаки вмиг выстроились на исходной.

– Берем вон ту высоту, – указав шашкой, отдал он приказ. – Я с 3-й сотней, вперед!

Моздокцы атаковали четыре роты турецкой пехоты и обратили их в бегство, изрубив 150 турок, в том числе трех офицеров. 3 октября казаки на этих же высотах захватили четыре турецких орудия. Но в целом наступление было неудачным и не получилось. Методы его напоминали Плевну. Бездействия Измаила и приближение зимы побуждали Мухтара отступить к Карсу. Заметив отход турок, Великий князь Михаил Николаевич стал готовить войска к нанесению им сокрушительного удара. 2 октября 2-я сотня 2-го Кизляро-Гребенского полка под командой майора Ржевусского вместе с 3-м эскадроном нижегородцев была направлена на разведку к селению Хаджи-Халиль. Возвращаясь на соединение к своим частям, казаки и драгуны наткнулись на шедшие в походном порядке шесть турецких батальонов пехоты, но, не падая духом, бросились в шашки, прорубились сквозь турецкую колонну, а затем, встретив на пути непроходимый овраг, вновь повернули к пехоте, еще раз врезались в нее и опять прорубили себе путь, понеся значительные потери в людях и конном составе. В этот день началось общее наступление.

В решительных сражениях 2-го и 3-го октября на Аладжинских высотах турецкая армия была разбита. Она потеряла 22 тысячи человек – 15 тысяч убитыми и 7 тысяч взято в плен, в том числе 7 пашей и 35 орудий. Разгром турок был полным. Остатки их бежали частью в Карс, а другая с самим Мухтаром – к Зивину. Эти остатки могли бы быть истреблены энергичным, безостановочным преследованием. Однако этого не произошло.

Распоряжения о преследовании вовремя не последовали, и наши войска, умея побеждать, не смогли воспользоваться плодами своих побед.

12 октября один из двух наших отрядов, отряд под командованием генерала Геймана, подошел к Зивинской позиции. Однако вместо того чтобы атаковать слабейший вчетверо отряд Мухтара, остановился в бездействии. Мало того, он не занял Хорасан и Кепри-Кея – пункты, где могло состояться соединение турецких отрядов Мухтара и Измаила. И они этим воспользовались.

14 октября Мухтар, оставив Зивинскую позицию и совершив опасный фланговый марш в 10 верст от бездействующего Геймана, двинулся как раз на Кепри-Кей, и 15 октября соединился с отрядом Измаила. Теперь турецкий главнокомандующий вновь стал располагать силами в 20 тысяч человек, при 40 орудиях, с которыми мог надежно прикрыть Эрзерум. Но не желая вступать в генеральное сражение, турки 17 октября отступили от Кепри-Кея на сильную позицию при Деве-Бойну.