Этому в школе не учат - Сергей Зверев

— Ну вот и все, — как мне показалось, с облегчением выдал генерал-лейтенант Власов, когда немцы навалились на наши позиции у КП.

— Рано нам себя хоронить! — рявкнул начальник Особого отдела.

В бой была введена рота Особого отдела — полторы сотни человек. Мы вцепились в эту землю. Целые сутки отбивались от прущих на нас немцев, которым, казалось, не было конца.

Я тоже был на позиции, палил по врагу из винтовки и видел, что попадаю. Ну что же, если и суждено погибнуть, то не зря. Не одного тевтона я отправил на этой войне на тот свет. Так что счет по-любому в мою пользу. И, как ни странно, эта незатейливая мысль меня успокоила. Прогнала страхи и нарождающуюся панику. Толкала вовремя менять позиции, выцеливать врагов и снова нажимать на спусковой крючок.

Потом Власов отдал приказ на передислокацию КП. Все бы хорошо — удерживаться здесь было невозможно. Вот только при передислокации побросали и уничтожили средства связи, что нанесло страшный удар по управляемости армией.

Немцы замыкали кольцо окружения жестко, так что все попытки прорубить путь со стороны фронта оканчивались неудачей. Ударная армия была надломлена. Надломлен был и ее командующий. А еще пошли толпой в наши боевые порядки шпионы — ну куда же без них. К немцам же в ответ ринулись перебежчики.

А я вдруг с ясностью осознал — армии конец. И конец мне. Особисты в плен не сдаются.

Спас меня приказ штаба фронта: «Москвича вывезти из зоны боевых действий». Майор Шашков, получив его, просто выкинул меня оттуда. Сдал меня на руки командиру идущего на прорыв батальона, сказав мне:

— Этот выведет. Капитан Симаков — самый толковый. Ему еще жить и бить врага. А мы… Эх, не поминай лихом. И если что, скажи, что я делал все, что мог.

Действительно, Симаков пробивался грамотно. Но наши силы таяли под немецким обстрелом. Опять рядом прошла взрывная волна, оставив звон в моих ушах и потерю координации. Какая это по счету контузия? Но я пришел в себя. И механически передвигал ноги…

Потом, уже в Особом отделе фронта, мы могли только констатировать катастрофу. Повлиять на ситуацию не было никакой возможности. У меня крепла уверенность — это был как раз тот случай, когда и Военный совет, и командующего Власова, и его начштаба Виноградова лучше было бы сразу отдать под трибунал. Они делали все не так, как надо. Они угробили Вторую ударную армию.

Заградотряды фронта собирали в кучи прорывавшихся через немецкое кольцо красноармейцев. За 22–23 июня их вышло около четырнадцати тысяч — истощенные, более половины раненые. Но еще больше оставалось там.

Я вместе с фронтовыми особистами допрашивал командиров, пытаясь увидеть картину во всех деталях.

Оказывается, сам Власов эвакуироваться на самолете из окружения гордо отказался — мол, не покинет свою армию. Только вот армии у него уже не было. Опять это позерство!

А 24 июня он принял решение вывести штаб армии и тыловые учреждения походным порядком из окружения. Не смог организовать даже это — двигались они шумным цыганским табором, такая праздничная колонна. Естественно, немцы накрыли их артиллерией, рассеяли. Где теперь Военный совет армии — никому неизвестно.

Последующие дни из окружения пробивались лишь маленькие группы. А вместе с ними и диверсанты, которых немцы пытались внедрить в боевые порядки фронта. Абверовцы надеялись, что в такой толпе выходящих окруженцев агенты спокойно затеряются. Но работа на фильтрах продолжалась.

И вот передо мной абверовский агент — длинноносый, худой, с синяком под глазом. Он выпускник Псковской разведывательной школы. Поет соловьем, выторговывая себе жизнь:

— Чтобы обрисовать нам обстановку, тайная военная полиция приглашала нас на допросы. Вы не представляете, сколько ваших предателей-командиров мы видели. Они в этих допросах участвуют, как консультанты гитлеровцев.

— Кто именно? — спрашиваю я.

— Видел командира стрелковой бригады полковника Желудько. Офицера оперативного отдела армии майора Верталина. Заместителя командующего армией по вооружению полковника Горюнкова. Других просто не помню.

— Вот же змеиный клубок!

Не в первый раз, оказавшись в плену, большие командиры соглашались на сотрудничество. Но как же быстро эти гады перекинулись! Что там вообще творилось, в этом штабе Второй ударной? Какое-то проклятое место — с самого начала там все шло не так.

Между тем все попытки фронта прорубить коридоры к окруженным частям оказывались бесплодными. И вскоре можно было констатировать — Второй ударной армии и ряда частей Пятьдесят девятой армии больше нет.

Кольнуло болью в сердце известие о том, что начальник Особого отдела армии майор Шашков при попытке пробиться к нам был ранен и застрелился, чтобы не попасть в руки немцев. Да, особисты не сдаются. Много майор наворотил неправильного и дал слабину. Но он был мужественный человек. И погиб мужественно.

Из Москвы командованию и в Особый отдел фронта шли телеграммы: «Где Власов, его штаб и члены Военного совета? Принять меры по их поиску и получению информации».

Что делать? Где искать эту информацию? Окруженцы, выбившиеся к нам, не могли сказать ничего нового.

Последняя весточка — 11 июля мы смогли вытащить на самолете У-2 из тыла противника начальника связи Второй армии генерал-майора Афанасьева. Он последним видел Власова и его начальника штаба Виноградова в Оредежском районе. Они направлялись лесом к Старой Руссе.

— Только зафронтовая заброска, — сказал я начальнику Особого отдела фронта старшему майору госбезопасности Дмитрию Мельникову. — Единственный способ получить информацию о нашей пропаже.

— Согласен, — кивнул тот.

За считаные дни нам удалось перебросить к немцам три зафронтовые группы Особого отдела и несколько групп военной разведки. Им была поставлена задача войти в контакт с партизанскими отрядами и организовать мероприятия по установлению судьбы командования Второй ударной армии.

Ну что же, будем ждать…

— Ну что, испугался? — задорно расхохотался Вебер и убрал пистолет в кобуру. — Впрочем, правильно испугался.

— Я ни в чем не виноват, герр майор, — выдохнул Курган, ощущая, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

— Да слышал уже. Только мне легче тебя шлепнуть, агент Ящер. И никаких проблем.

— Это нерачительно. Столько времени потрачено на подготовку.

— Ох, да ты не один такой. И не дави на жалость. Я тебя почти полюбил как сына, но долг дороже… Да не трясись, Ящер. Выглядишь жалко. Сохраняй мужественное лицо. Знаешь, что тебя спасло?

— Что? — Курган перевел дух, осознавая, что именно сейчас его не пристрелят.

— Мы провели кое-какую агентурную проверку. И точно установили, что ты не при чем. Просто так совпало — нападение на Файербаха и крах твоей веселой шайки разбойников и убийц.