Первая академия. Том 3 - Шеррифф

но следующей «астрой» я разрушил её. Тогда одарённый ринулся прочь, но не пробежав и пятидесяти шагов, споткнулся, упал на колени, затем на четвереньки и повалился на тротуар. Когда я подошёл, противник оказался уже мёртв. Пальто на его спине было изорвано пулями.

А тут и Лиза выскочила из дверей гостиницы и бросилась ко мне.

— Алексей! С тобой всё в порядке? Что случилось? Кто эти люди?

— Всё хорошо, — пробурчал я, осматриваясь по сторонам, не нападёт ли ещё кто-то. — Не знаю, кто.

Шляпа моя осталась возле крыльца, пальто почти не пострадало, если не считать обгоревшей полы, выбившейся, видимо, из-под окружавшей меня огнеупорной ауры.

— Это Демидовы? Кто их послал? — не унималась Лиза.

— Не знаю… Парни! — крикнул я стражникам. — Обыщите этих двоих. Я хочу знать, кто они. Лиза, домой иди.

— Нет, я останусь здесь. Вдруг ещё кто-то нападёт?

— Какая же ты упрямая, — пробормотал я и пошёл осматривать трупы своих врагов.

Кто на меня напал, узнать так и не получилось. Ни у одного, ни у другого одарённого с собой не было никаких документов, никаких записок — ничего. Но я сомневался, что за нападением стоят Демидовы. Какой им смысл охотиться именно на меня, особенно после решающей схватки? Скорее всего, они попытались бы организовать покушение на кого-то из Оболенских — Петра Петровича или Бориса. Это было бы логично. Поэтому я склонялся к варианту, что убийц ко мне опять подослал Святослав Шереметев.

Не прошло и года, называется. Как же Лиза заблуждалась, когда предполагала вчера, что Шереметевы не достанут меня здесь. Нет, от них не спрятаться нигде, даже на Урале. Пока Святослав жив, покоя нам не видать.

Три покушение менее чем за полтора года. Он не остановится, пока не добьётся своего. А ещё он понимает, что я делаюсь сильнее. Эти двое обладали гораздо большей силой, чем те, кто пытался убить меня прежде.

Какие у нападавших были уровни, я мог сказать лишь примерно. Огневик — как будто шестого ранга, очень сильный боец. Ледяной маг послабее, значит, скорее всего, седьмой ранг. Но для меня оба они серьёзной опасности не представляли. Другое дело, если бы напали одарённые пятого ранга, вот тогда пришлось бы помучиться.

Машина от взрыва перевернулась, но во дворе гостиницы у нас стояли ещё два легковых авто. Сменив испорченное пальто, я на одном из них помчался в Екатеринбург, а Лизу и стражников оставил разбираться с трупами.

Охрану я с собой не стал брать принципиально, хоть и опасался очередной засады. Только людей подставлю. Пара эфирников с автоматами ничем мне не помогут, зато погибнут очень быстро. Одному отбиваться будет сподручнее.

Тем не менее, до Екатеринбурга я добрался без проблем, как и до госпиталя. По дороге не меня никто не напал.

Маша по-прежнему лежала с забинтованной головой в комнате на втором этаже, но чувствовала она себя уже получше, чем вчера. Лекаря я даже не видел: все врачи бегали по первому — там находилось много тяжёлых, и из комнат, превращённых в больничные палаты, доносились стоны раненых.

Мы с Машей пообщались часок, а потом опять нагрянул Борис Порфирьевич. Я вышел и стал ждать в коридоре. Хотелось расспросить об итогах вчерашней битвы, много ли людей погибло и как продвигаются дела с мирным соглашением. И Борис охотно мне обо всём рассказал после того, как пообщался с дочерью наедине.

Мы сидели на диванчиках возле лестницы — там же, где мы впервые увиделись с Машей — и общались. Узнал я много интересного.

Оказалось, в бою погибло почти всё семейство главы рода Демидовых, а переговоры вёл один из его братьев — тот самый господин, которого мы пленили вместе с Петром Петровичем. Он-то и подписал мирное соглашение, по которому почти всё имущество их рода отошло Оболенским. Исключением стали разве что два завода в Челябинске (Оболенские в Челябинск принципиально не желали лезть, слишком враждебная там была обстановка) и каких-то шахт на юге.

Зато всем остальным отныне владели Оболенские. Это и предприятия вблизи Екатеринбурга, большинство которых и так уже были захвачены, это и доходные дома Екатеринбурга и ближайших городков, это и рудники на Северном Урале. Мои союзники получили огромное количество активов.

Всего же у Демидовых осталось семь представителей мужского пола, если учитывать всех пленных и раненых. Так же в плен попали родственники Демидовых с другими фамилиями и дворяне из союзных родов — их набралось ещё человек тридцать. У них отбирать ничего не стали, просто заставили подписать соглашение о ненападении.

Не знаю, какую силу имели все эти соглашения. Наверное, никакую. Но возросшая мощь рода Оболенских должна была служить сдерживающим фактором. Хотя, какая, к чёрту, мощь… Оболенские тоже потеряли много сильных одарённых. Максим, племянник Бориса — погиб, Николай, с которым летом мы ходили на разведку — погиб, ещё несколько членов семьи погибли. Но Борис утверждал, что родни у него всё равно осталось больше, чем у противника.

Одна беда, у главы рода Демидовых остался сын — мальчишка лет двенадцати. Скорее всего, будет мстить, когда подрастёт. Но это потом.

Меня поразили перемены во внешности Бориса Порфирьевича: он постарел лет на десять, а на лице даже как будто морщин стало больше. Он виду не показывал, но всё равно чувствовалось, что человек пережил глубокую личную трагедию.

В свою очередь, я обмолвился, что сегодня утром на меня было совершено покушение.

— На вас напали два сильных одарённых? — лицо Бориса ещё больше омрачилось, а над переносицей появилась сердитая складка. — Кто это был, вы узнали?

— Точно — нет, но скорее всего, Святослав Шереметев. Уже третье покушение.

— Шереметев… Вот же поганец.

Борис замолчал, и в это время с первого этажа донеслись стоны какого-то раненого. Несколько человек приехало сюда с тяжёлыми ожогами — вероятно, один из них.

— Негодяй этот Святослав Шереметев, — проговорил Борис. — Если его шавки снова появятся здесь, живыми они не уйдут.

— К вам они не полезут. Они будут гадить мне. Поедут в Чусовград, возможно, попытаются устроить проблемы на заводе, как устроили прошлой весной в Ярославле. Им я нужен, а не вы.

— В Чусовграде у нас отныне тоже будет стража. Обращайтесь, если что-то случится. Вы нам помогли одержать победу, и я не забуду этого… весь мой род этого не забудет, частью которого, я очень надеюсь, вы скоро станете.

— Простите, Борис Порфирьевич, но я останусь частью моего рода.

— Конечно. Никто и не заставляет вас меня фамилию. Но всем мы — родственники. Вот что главное. Одно целое, один, можно сказать, клан.

Спорить сейчас не имело смысла, к тому же в чём-то Борис был прав: всем мы теперь в одной лодке.

— Если вы говорите про помолвку, то думаю, это действительно случится, возможно, даже скоро. Мы с Марией в данном вопросе