Нежеланная. Книга вторая. Панна и Смерть - Маша Моран

Лютовид отстранился и взглянул на Мельцу. Она ответила затуманенным взглядом. Он снова коснулся пальцами соска, обхватил твердую вершинку и нежно покрутил из стороны в сторону. Мельца закусила губу.

– Меня никто не касался. – Его голос – хриплый невнятный скрежет – заставил пламя свечей полыхнуть вновь. Ярким синим огнем.

Мельца несмело коснулась его руки, обхватила запястье и потянула к своей груди:

– Сделай так еще раз.

Ее соски покраснели и набухли. От их вида член начал болезненно пульсировать.

Лютовид снова сжал сосок и нежно оттянул. Мельца согнула ноги в коленях. Ведала ли она о том, что приглашала его опуститься ниже? Дотронуться там, где он мечтал? Лютовид спустился к ее бедрам и медленно нагнулся. Он накрыл ладонью бархатистый живот Мельцы. От душистого масла кожа заблестела, засияла золотом. Темный треугольник волос манил. Лютовид представил, как кончает и капли спермы оказываются на ее волосках. Мельца же опускает руку и собирает их, чтобы попробовать на вкус. Совсем обезумев, он коснулся пальцем набухших складок. Чем шире он раздвигал ее ноги, тем больше раскрывались малые губы. Он хотел… Мучился желанием довести ее до предела. Заставить ее течь, сделать настолько мокрой, чтобы влага пропитала простыни. Это будет безумием.

Лютовид взглянул на розовую плоть, наклонился и лизнул. Ее вкус подчинил его волю, сломил… Не в силах больше сопротивляться жажде, он прижался губами к влажной плоти, вдохнул ее запах, языком прошел снизу вверх, остановившись на клиторе. Он хотел знать, что ей нравится и как… Мельца снова застонала, приподняла бедра. Дыша ее ароматом, Лютовид перестал сдерживаться. Прижав бедра к постели, чтобы не сорваться, он углубился языком в узкое лоно, собирая шелковистую влагу. Губами сжимал нежные складки, посасывал, насыщался ее вкусом, без которого теперь не сможет жить.

Кожа Мельцы покрылась испариной, капельки пота стекали по ней, оставляя тонкие дорожки. Лютовид протянул руку и снова сжал твердый сосок, желая вырвать из ее груди громкие стоны. Мельца ответила едва слышным хриплым вскриком, от которого давление в члене едва не лишило его дыхания. Медленно он вошел двумя пальцами в тесное лоно, раздвинул их в стороны, вводя глубже. Языком коснулся клитора. Мельца впилась пальцами в его волосы, прижалась лоном к губам, пытаясь свести ноги. Но Лютовид не дал этого сделать, лишь резче задвигал пальцами. По ее телу прошла судорога, бедра приподнялись над кроватью. Дрожь ее тела перекинулась и на Лютовида. Он не мог отвести глаз от Мельцы, от того, как она хватала ртом воздух и сжимала в кулаках простыни. Он облизывал губы, боясь потерять даже капельку ее вкуса, вдыхал сумасшедший аромат.

– Я с ума сходил без твоего запаха. Собирал повсюду вишню, давил и вдыхал… Будто ты рядом…

Возбуждение рвалось наружу, резало кожу. Пальцы Мельцы вновь путались в его волосах, затуманенный взгляд таинственно мерцал. Как завороженный, Лютовид следил за каждым ее движением. Она приоткрыла губы, облизала их и попросила:

– Войди в меня.

Лютовид снова вжал бедра в кровать, лишь бы не кончить от этих слов. Он потянулся к шнуркам штанов, и тут дверь задрожала от громкого стука. Приглушенный голос ударил по ушам, словно молот:

– Вишенка моя! У тебя все хорошо? Открой! Я слышала, как ты кричала. Опять кошмар?

Мельца резко села и оттолкнула Лютовида. Едва сдерживаемое возбуждение доставляло неимоверную боль. Неловко натягивая халат на влажное тело, она пыталась встать и тихо шептала:

– Уходи, скорее.

Лютовид не мог даже пошевелиться. Ему нужно было оказаться в ней! Глубоко и резко. Чтобы обоим было мучительно больно и сладко.

– Уходи же!..

– Вишенка, ты слышишь? Открой мне!

Стук стал громче.

Пошатнувшись, Мельца бросилась к окну и распахнула створки. Она тоже едва стояла на ногах, и Лютовид ощутил удовлетворение, что смог довести ее до такого. Да пусть его уже обнаружит сердобольная тетушка! Пусть всем станет известно, куда он пробрался ночью. Тогда Мельца точно будет его. Она схватила его за плечо и безуспешно потянула. Даже от мимолетного касания, через ткань, бросило в жар.

– Иди, прошу…

Лютовид взглянул в ее лицо. Прекрасная панна. Его панна. Он впился в нее грубым, болезненным поцелуем, кусая нежные губы, втягивая в свой рот.

– Ты все равно будешь моей.

Мельца еще больше покраснела.

– Свечи…

Лютовид непонимающе взглянул на нее, коснулся запутанных волос, не в силах удержаться.

– Сделай свечи прежними.

Только сейчас он понял, что сила вырвалась из-под его власти. Сине-зеленое пламя ласкало десяток свечей. Забрав свою ворожбу, он уступил место обычному огню.

– Уходи, пожалуйста…

Лютовид провел пальцем по припухшим губам, произносившим слова, которые он не желал слышать. Вдруг Мельца несмело коснулась языком его пальца и обхватила губами. Лютовид застонал.

– Вишенка! Отвори! – Дверь затряслась под новыми ударами.

Мельца отступила и подтолкнула его к окну.

Молча он взобрался на подоконник и выпрыгнул в морозную тьму ночи.

* * *

Едва держась на ногах, Ольшана отворила дверь. На пороге маячила взволнованная тетушка.

– Почему так долго не открывала? Зачем заперлась? – Взгляд пани буквально ощупал Ольшану с ног до головы. – Великий Созидатель! Да ты вся горишь! Тебя лихорадит?

Ольшана поежилась. Ей едва хватало сил на то, чтобы стоять прямо и не упасть на пол. Тело до сих пор пронизывала дрожь невероятных ощущений. Прикосновение тонкой ткани к коже было невыносимо. Трение раздражало возбужденные соски, а между ног мучительно ныло. Казалось, что она все еще ощущает губы ворожейника на своей плоти.

– А окно зачем распахнула? Простудишься ведь с таким-то жаром!

Пани Угла посмотрела Ольшане за спину. Сначала ее брови нахмурились, потом удивленно поползли вверх. Но что бы ни удивило тетушку, она быстро взяла себя в руки. Ольшана заставила себя не двигаться. Она лишь молилась Созидателю, чтобы атаман ушел.

– Со мной все хорошо, тетушка. Просто… задремала… Плохой сон приснился.

Пани Угла задумчиво покивала головой:

– Приказать заварить чаю ромашкового?

Ольшана подавила стон отчаяния:

– Не стоит. Благодарю за вашу заботу.

– Ну ладно-ладно. Ложись спать, Вишенка. Утро вечера мудренее.

– Пусть Ночь пошлет вам ясные сны, тетушка.

Пани Угла досадливо махнула рукой:

– Все, что посылает мне Ночь, – ноющие кости да храп!

Грациозно развернувшись, она отправилась в свои покои, а Ольшана быстро закрыла дверь и огляделась. В комнате было пусто. Холодный ветер трепал занавески и полог кровати, заставлял пламя свечей боязливо колыхаться. Вот-вот погаснет. Не то что ворожейный огонь! Ольшана привалилась спиной к двери. Ноги не держали, и она сползла прямо на пол. Через все тело прошла дрожь. Великий Созидатель… Что она творит?.. Ольшана прикрыла глаза, вспоминая поцелуи Лютовида, его прикосновения, слова. Еще бы чуть-чуть, и он вошел бы в нее, наполнил собой, испепелив жуткую пустоту, что терзает ее душу, стерев гадкие воспоминания об аптекаре, о мучениях в Пеплицах. Она распахнула глаза, вновь ощутив себя Мельцей, жалкой и беспомощной. Панна Ольшана была другой – красивой, смелой, ко всему равнодушной, холодной. В ее жизни все было идеально: прически, украшения, наряды. В ней не было места лихому ворожейнику, Проклятому атаману, с колдовским взглядом и горячими руками. А вот панна Мельца сходила по нему с ума. Сгорала в его объятиях и готова была простить все, за возможность лишь быть подле него.