Змей из райского сада - Елена Ларина

Раньше я этого боялась. Мне почему-то казалось, что поднять меня тяжело. Что расслабиться нельзя, иначе я попаду в какое-нибудь неловкое положение, когда ногу никак не вытащить, и вся конструкция вот-вот завалится набок, ломая по дороге все составные части.

С Севой все было ловко. Ловко, как будто бы мы два пазла из одной мозаики. Все фрагменты у нас совпадали идеально. Стопы ложились ему на плечи. Колени сгибались в его руках. Бедра укладывались к нему на колени. Ладони броней покрывали грудь. Всему было свое место.

Дышать любовью, касаться губами играющего мышцами плеча, вдыхать энзимы счастья и плакаться от переполняющих тебя чувств ему в шею. Обнимать эту горячую мощь и ощущать, что она тебя сильнее. Что ты травинка, кролик, мышь в его руках. И будет так, как он захочет. А он, будь уверена, захочет…

Это талант — уметь хотеть. Хотеть уметь. И делать это всегда по-разному. Жаль, что не существует в мире международных конкурсов интимной хореографии. Он мог бы порадовать зрителей оригинальной постановкой. Для этого надо быть заядлым шахматистом, чтобы просчитать такую длинную и непрерывную комбинацию ходов к победному мату. А я-то, дурочка, никак не понимала, почему постель должна быть широченной. И что это за глупое слово «сексодром».

…Сначала я взвизгнула от неожиданного перемещения в пространстве. Он стал мягко падать на спину, увлекая меня за собой. И я, конечно, быстро подлетела наверх. Мой визг его обрадовал. Он улыбнулся так, как будто играл с ребенком. И дальше началось такое! Сначала я смеялась, как на аттракционе. Потом я увлеклась. Мне казалось, что он сочиняет у меня на глазах стихи, каждая строчка которых мгновенно находит себе подходящую рифму.

В детстве мы на переменках играли в веревочку на пальцах. Узоры надо было снимать друг у друга. Помню, была там «конфета», «качельки», «гамак». Снимешь пальцами сверху, получится один узор. Снимешь снизу — совершенно другой.

Мы играли с ним в эту игру. Только во взрослый ее вариант.

Все было непрерывно, стремительно и без лишних слов. Из-за этого ощущения менялись, как орнамент в крутящемся калейдоскопе. Это было похоже то ли на танец, то ли на вольную борьбу. Мне казалось, что я Ньютон, получивший по голове яблоком и сделавший грандиозное открытие.

Я не знаю, как мне удавалось раньше соблюдать в этом сложном процессе тишину или по желанию окрашивать ее томными стонами собственного сочинения. Одними стонами тут не ограничишься. Все, что делает со мной он, заставляет меня вскрикивать и ахать. Может быть, все дело в том, что я не могу его предсказать. И каждое прикосновение и поворот событий бывают для меня неожиданными.

* * *

Через несколько дней после возвращения в родной город я вырвалась навестить маму с папой. После первой радости встречи пришлось рассказать им о разводе с Чургулией. Разговор у нас вышел сложный. Когда же я сообщила родителям, что жить дома не собираюсь, они и вовсе расстроились. А потом за мною приехал Сева. Меня переполняла гордость. Мамины глазки заблестели, а папа на прощанье незаметно показал мне большой палец.

— Так кто я по гороскопу, ты догадалась? — спросил он меня, когда мы вернулись к нему домой.

— Думаю, что да, — ответила я бесстрашно, — только мне нужно задать тебе кое-какие вопросы.

— Ну давай, — сказал он поудобнее устраиваясь на подоконнике.

— То, что ты любишь скорость, я поняла. Собак любишь?

— Люблю, — ответил он быстро, совсем не удивившись. — Овчарку в старости заведу…

— Меня смущает одно обстоятельство, — осторожно сказала я. Ошибаться ужасно не хотелось. — А именно то, что ты никогда не опаздываешь.

— Это я сейчас такой, — улыбнулся он, как человек, которого вот-вот выведут на чистую воду. Мой школьный дневник весь исписан замечаниями об опозданиях.

— Я боюсь ошибиться, — сказала я. И замолчала.

— Ну ошибешься, ничего страшного, — успокоил он. — Я же не Минотавр. Не за это сожру.

— Мне кажется, что твоя стихия — огонь, — осторожно начала я.

— А огонь это кто? — живо заинтересовался он. — Я в этом не очень силен.

— Овен, Лев, Стрелец, — словно вступая на минное поле, сказала я.

— Ну-ну, — подбодрил он, картинно подперев рукой подбородок.

То, что он мечтает о королевстве, конечно, похоже на Льва. Только вот королевство у него утопическое… Он романтик, а не тот, кто и вправду мечтает о власти. На Овна он не похож, потому что ни на кого при мне пока что не орал. Он — альтруист, щедрый и спокойный. И конечно, сэнсэй. И тут мои сомнения рассеялись окончательно — я вспомнила руку, указывающую мне на звезды. Она была направлена в небо, как лук Стрельца.

— Ты, наверное, Стрелец.

Он помолчал. Я испугалась, что ошиблась.

— Не наверное, а точно, — вздохнул он с облегчением. — Значит, все-таки астрология действительно наука.

Я с победным кличем кинулась ему на шею.

— А я — Водолей! — мы как будто бы заново знакомились. — Так вот ты — это как раз то, что доктор прописал!

— Так я не понял, — он отстранился на секунду. — Ты что больна, а я — лекарство?

— Угу… — кивнула я.

Любая формулировка меня сейчас устраивала.

Но, к сожалению, Севин день рождения отпраздновать не удалось. В декабре мы поехали в Финляндию на очередной отборочный этап кубка Скандинавии. Не особенно крупный турнир, но спортсмены здесь собирались самые сильные. Наши отчего-то занервничали. Сборная выступила из рук вон плохо. Эти обстоятельства огорчили всех ребят. Портной ходил с таким видом, будто в кармане у него лежал заготовленный приказ о расстреле сборной в полном составе. И отдельный приказ о моем четвертовании.

Сева прыгал и в свой день рождения тоже. Летал далеко, а вот с техникой приземления случилась какая-то беда. То он падал на одно колено, то вообще чудом не получил серьезную травму. Баллы снимали безбожно. Словом, праздника как не было. Сказать ему после всего «Поздравляю» было просто кощунством.

Зато Новый год мы решили отпраздновать вместе. Только вдвоем. Тут, на Васильевском, в Севкиной уютной квартире.

В десять вечера тридцать первого мы сели за стол, на котором стояли свечи и все, что я с любовью наготовила. Новое черненькое платье очень мне шло, судя по Севиной реакции. Он не сводил с меня глаз.

— А знаешь, — сказал он, — хоть Новый год еще не наступил, ты все-таки посмотри, что там под елкой лежит.

Я с нетерпением заглянула под пушистую елку, вытащила оттуда шуршащий пакет, развернула обертку. Потом вторую, потом третью, пока не добралась до маленькой коробочки. Наверняка кольцо, подумала я. Но, открыв ее, я на некоторое время лишилась дара речи. В глазах у меня двоилось. Там лежали две изумрудные сережки. Те самые, которые понравились мне в Сан-Франциско.

К черному платью мне так не хватало украшений! Я подбежала к зеркалу и приложила сережки к своим ушам. Смотрелось здорово. Такой красоты у меня еще не было никогда. Это был авангард, который сразу покорил мое сердце. Белая платиновая спираль неправильной формы. А внутри — на одном из центральных изгибов покачивалась капелька изумруда.