Змей из райского сада - Елена Ларина

— Как я хотела бы их сейчас надеть! — со стоном огорчения сказала я.

— Ну хочешь, я тебе прямо сейчас проколю? — спросил Сева, как будто бы речь шла о том, чтобы подлить мне вина. Он встал и не спеша подошел ко мне сзади. Посмотрел на меня в зеркало. И заговорщически сказал. — Давай? Новый год в них встретишь…

— Подожди! — я убрала руки с сережками за спину. — Э, подожди! Вот так сразу?

— Ну ты что! Кузнечик! — пристыдил он меня. — Как скажешь, так и будет… Я еще не совсем с ума сошел. Держать тебе голову коленями не собираюсь. Расслабься… До полуночи время еще есть. Успеем.

Мы сели снова за стол, а серьги я положила рядом с собой. Я разглядывала изумруды. Наслаждалась их красотой. Восторгалась тем, что он как-то успел их купить. Вернулся. Специально. А ведь видели мы их именно в тот вечер, когда все и произошло. Памятные сережки, значимые. Мысль о том, что Новый год я могу встретить в них не оставляла меня в покое.

— Послушай, — сказала я, — а это точно не больно?

— Давай поспорим, — сказал он, пожав плечами и сосредоточенно занимаясь салатами, — что ты ничего не почувствуешь.

— Если я захочу выиграть — я выиграю. Я же могу сделать вид, что мне больно, — стала я тянуть время.

— Если ты меня обманешь, я узнаю сразу, — заверил он меня, то ли шутя, то ли серьезно.

— Интересно как? — спросила я, издеваясь.

— Это моя маленькая тайна. — Он загадочно улыбнулся. Потом плеснул в рюмку водки и бросил туда сережки.

— Так и хочется попробовать тебя обмануть, чтобы доказать обратное, — прошептала я, пытаясь понять, чего же я хочу на самом деле. Я хотела надеть сережки. И все тут! В конце концов, все женщины ходят с проколотыми ушами. Эка невидаль.

— Можешь даже не пытаться, — усмехнулся он. — Ну так что? Спорим?

— Надо же подготовиться.

— Зачем? — он искренне удивился. — Так же лучше. Не будешь тратить лишних нервов. — Он зажал мочку моего уха между указательным и большим пальцами и стал растирать ее.

— Ай! Ты что! Так же больно! — Я закрыла от него уши ладонями.

— Да ну что ты! Если это больно! — он усмехнулся и покачал головой. Отвел мои ладони в стороны. — Потерпи чуть-чуть. Ну, Кузнечик! Ведь совсем чуть-чуть.

— Страшно, между прочим. — Я демонстративно поморщилась, когда он снова стал растирать мне левую мочку.

— Да брось, — сказал он небрежно и даже как-то легкомысленно, продолжая трепать мое ухо.

— Ну еще долго? — спросила я нервно, пытаясь повернуться и увидеть, что он там делает.

— Да уже давно, — я подняла глаза вверх и встретилась с его насмешливым взглядом. Прикоснулась пальцами к уху. В нем была сережка. Странное ощущение. Ухо горело, но боли я не чувствовала. Когда он успел? Я даже не заметила, когда он вынул сережку из рюмки!

— Давай другое! — Он попытался нахмуриться. Только, по-моему, получилось неубедительно.

— Нет, ну так не бывает, — растерянно улыбнулась я, глядя на него во все глаза.

— Второе давай, — повторил он шепотом, стойко не реагируя на мои восторги раньше времени.

Новый Год я встречала с красными ушами. Не хотелось думать о том, что как встретишь год, так его и проведешь.

Перед днем рождения всегда бывает очень паршиво. Это нам еще Эльга Карловна говорила. Так что хандра в это время — вещь нормальная. Вспоминать бы об этом почаще. А то как навалится, так и не понимаешь, что же с тобой не так. То ли любовь прошла… То ли старость наступила… То ли талант пропал… То ли уже некрасивая совсем.

Сева уехал на промежуточный этап чемпионата России в далекий Нижний Тагил. Я скучаю. Его нет — и я чахну-сохну-дохну. Скорее бы он уже приехал. За эти несколько дней я обленилась, махнула на все рукой. Будто бы уже прожила жизнь… Так нужно, чтобы он приехал скорее и навел порядок в моей смятенной душе, разбудил бы жажду жить. Ведь он умеет.

Где же ты, Сева? С уникальным талантом показывать свет в конце тоннеля. Как это сложно — брать на себя ответственность за другого. Вкладывать душу. Гореть и доходчиво объяснять все то, что потом должно пригодиться.

Мне почему-то казалось, что главное в жизни — встретить свою любовь. Достичь чего-то в творчестве. Все это произошло. Я люблю. Любима. Творческая профессия. И теперь оказалось, что надо мечтать дальше, потому что все уже достигнуто. А что дальше-то? Отсюда и депрессия.

Я молода. Почему же такое ощущение, что все уже в прошлом? Срочно мечтать о будущем. Чего я хочу?

О детях я не мечтаю принципиально. Дети — это бомбы замедленного действия. Химическое оружие, зараженное вирусом любви. Я слышать не могу, когда кто-то говорит «завести ребенка». Он же не игрушечный, чтобы его заводить. Он настоящий. Вот и завести его невозможно. Тут уж как Бог даст.

Ах, где же ты, Сева, со своей способностью видеть меня такой, какая я есть. Не в теории, а на практике!

Если у меня нет захватывающей работы, я совершенно не могу без общения. Я начинаю задыхаться. Лежать на диване и смотреть телевизор у меня не получается. Я честно пыталась, но это не мое. Я пыталась вызвонить Машку ото всех ее возможных любовников. Я играла в разведчицу и толком не говорила, зачем звоню. Но Машка таким путем обнаружена не была. Может, я зря ищу ее у любовников. Может, она зубрит текст своей новой судьбоносной роли и не берет трубку, отдавшись искусству.

Свет на Машке клином не сошелся. Я позвонила Наташке. Но Наташка жарила котлеты, и они у нее горели. Интересно, кому она жарит котлеты? Нормальные люди себе котлеты не жарят.

Гришка отдавал супружеский долг, о чем прямо мне и сообщил. Без обиняков. И хоть он уверял, что я ему не мешаю, я все-таки оставила его в покое.

О, незабвенная моя Эльга Карловна, как созидательно научиться транслировать энергию наступившего тебе на горло Меркурия? Так, кажется, это называется, когда хочется бросаться на стены, только бы тебе дали живого собеседника.

Я позвонила папе. Но по телефону папа общаться не умел. Он явно топтался с ноги на ногу в темной прихожей и желал, чтобы возникла какая-то ясность — либо я еду, тогда он начнет пылесосить и мыть посуду. Либо я не еду, тогда он пойдет читать свой прерванный на самом интересном месте детектив. И я его, конечно, должна была отпустить. Хотя, честно говоря, настроена была расспросить его обо всех морях на свете. Видел ли он китов? Как общался с дельфинами? Какие анекдоты рассказывал последней обоймой боцман Либерман? Да мало ли о чем еще можно спросить у папы, если он не занят детективом.

Пришлось призадуматься. Кому я вообще на этом свете нужна? Собственно, так оно и должно было случиться, потому что Меркурий отвечает не только за болтологию, но и за процесс мышления. Не с кем поговорить, значит, навыдумаю такого, что потом лопатой будет не разгрести.