Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - Александр Костин

Великая Отечественная война отсрочила возобновление борьбы с ненавистной системой «коллективного руководства», тем более что с самого ее начала власть вождя стала абсолютной. Сталин, оставаясь главой партии, стал еще и председателем Совнаркома, председателем Государственного Комитета Обороны (ГКО), министром обороны и Верховным Главнокомандующим — короче говоря, абсолютным диктатором. Как в Древнем Риме, в годину тяжких испытаний Сенат выдвигал диктатора на роль спасителя государства, так и «коллективное руководство» выдвинуло Сталина в качестве спасителя отечества, подчинившись всецело воле диктатора. По окончании войны на несколько лет диктаторские полномочия Сталина оставались незыблемыми по двум причинам. Во-первых, несмотря на то, что вместо молниеносной наступательной кампании война стала тяжким испытанием для всего советского народа, тем не менее, Сталин вышел из нее победителем, приобретя статус международно-признанного полководца. Дополнительная харизма генералиссимуса позволила диктатору с неограниченными властными полномочиями мобилизовать партию, весь советский народ на восстановление разрушенного войной народного хозяйства. Во-вторых, разгоревшаяся после окончания Второй мировой войны «холодная война», начало которой положило «рождение» в Соединенных Штатах атомной бомбы, успешное испытание которой состоялось в Лос-Аламосе 17 июля 1945 года, отняла у Сталина еще шесть лет. Только весной 1951 года, после того как СССР обзавелся собственной атомной бомбой (29 августа 1949 г.) и в ходе Корейского конфликта (1950–1951 годы), показавшего абсурдность размахивания «ядер-ной» дубинкой со стороны США, воинствующий пыл американского президента Трумэна был охлажден и Сталин нако-нец-то смог вернуться к решению главной проблемы.

Все эти десять лет, после краха второй попытки обуздать непокорного «коллективного руководителя» в 1941 году, Сталин ни на минуту не забывал об этой проблеме, тем более, что годы страшной войны — это еще и время, когда к вождю медленно, но верно подкрадывалась старость и одолевали многочисленные недуги. Косвенно о том, что эта проблема постоянно довлела над вождем, можно судить по такому эпизоду военного времени, о котором вспоминала Светлана Аллилуева. В конце октября 1941 года она ненадолго приехала из Куйбышева в Москву повидаться с отцом и, между делом, рассказала ему, что в Куйбышеве организовали специальную школу для эвакуированных детей. «Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало: «Как? Специальную школу? — я видела, что он приходит постепенно в ярость. — Ах, вы! — он искал слова поприличнее, — ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай!»[74].

Эта вспышка гнева на «проклятую касту», как нельзя более ярко высветила непримиримую позицию вождя по ее уничтожению. Что планировал осуществить Сталин на этот раз после двух неудачных попыток сокрушить монстра: демократическим путем и с помощью армии, то есть путем демократических (альтернативных) выборов и освободительной миссии в Европе? Понятно, что из этих двух неудачных попыток можно было извлечь и положительные уроки, то есть в качестве «оружия» использовать некий симбиоз демократических и авторитарных подходов. С одной стороны, Сталин, как Верховный Главнокомандующий имел теперь неоспоримый авторитет в армии, а, с другой стороны, качественно изменился состав партийной элиты. Это уже была не монолитная каста большевиков ленинского призыва, которая «не поступилась принципами» даже под страхом смерти. Репрессии 30-х годов выбили большинство старых революционеров, время и война серьезно «почистили» ряды оставшихся адептов коллегиальности. На их места в большинстве случаев пришли «советские господа»— новая «элита» со своими спецдомами, спецшколами, спецмагазинами, специальными лечебными учреждениями и т. п. Жизненные устремления новой элиты решительно отличались от идеалов большевиков 30-х годов, правивших бал в органах коллективного руководства. Е. Прудникова заметила: «Если до войны аппаратчики хотели непременно вести страну по своему, вымечтанно-му в русских ссылках и европейских кофейнях пути, то после войны их вполне устроила бы возможность оседлать страну и ехать в том направлении, в котором она сама движется. Но ехать, а не идти пешком. И тогда между Сталиным и партией появилась возможность диалога»[75].

Мысль, безусловно, верная, но только лишь с небольшим добавлением, что Сталин решил договариваться с партийной элитой о добровольной сдаче позиций, но договариваться… с позиции силы. Добиться нужных результатов на переговорах гораздо легче тому, у кого лежит камень за пазухой, либо дубинка в руке, спрятанная за спиной, а еще лучше — пистолет.

Все это у Сталина в послевоенные годы имелось в избытке: во-первых, — полководец, генералиссимус, за спиной которого армия, закаленная в боях и боготворящая своего Верховного Главнокомандующего.

Правда, с Г.К. Жуковым, из которого Сталин всю войну, как мог, лепил образ будущего «Бертье», получалась осечка. «Первый» маршал Победы сам себя возомнил великим полководцем — вторым Бонапартом и его пришлось для начала отправить командовать Одесским военным округом. Надо полагать легко отделался, поскольку ему были предъявлены серьезные обвинения и оргвыводы могли быть куда более серьезными. В ходе следствия по делу Главного маршала авиации Н.Н. Воронова, последний под пытками «признался», что он состоял в антиправительственном заговоре вместе с Жуковым. Арестованный в мае 1946 года генерал-лейтенант Крюков тоже показал, что он вместе с Жуковым участвовал в антиправительственном заговоре, а также рассказал о присвоении Жуковым трофейного имущества в больших размерах. Так закрутилось дело «о заговоре Жукова». Жуков со дня на день ждал ареста. И Сталин действительно дал команду начальнику своей личной службы контрразведки А. Джу-ге произвести арест маршала, но тот уговорил его не делать этого, поскольку никакого «заговора Жукова» в природе не существовало. Сталин ограничился разбором «отдельных недостатков» национального героя на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), на которое были приглашены все маршалы, в том числе маршалы родов войск.

Открывая заседание, тов. Сталин сказал, что к нему поступило много жалоб на Жукова, который унижает человеческое достоинство подчиненных. В то же время Жуков так зазнался, что заявляет, что все важные операции Великой Отечественной войны разработаны, якобы, им одним лично. В то время как присутствовавшим хорошо известно, что они результат коллективного разума Ставки Верховного Главнокомандующего. Поскольку присутствующие здесь маршалы заявляют, что работать с Жуковым не могут, ЦК ВКП(б) хотел бы знать Ваше мнение, как поступить с товарищем Жуковым.

Присутствовавшие резко критиковали Жукова, в то же время просили ЦК ВКП(б) учесть большие заслуги его в Великой Отечественной войне. Жуков ничего внятного в свое оправдание сказать не смог, чем лишний раз подтвердил справедливость критики в свой адрес.