Дева-воительница - Сара Маккерриган

Где же их ярость? Где обида? Их несколько часов подряд били, мяли и колошматили. Они все побеждены целиком и полностью одним-единственным норманном. Почему же они не кипят от негодования?

Озадаченная, она тяжело привалилась к стене. Как он это сделал? Как Пэгану удалось, обращаясь с ними так грубо, тем не менее завоевать не только их уважение, но и явное восхищение? Ибо это именно то, что светилось в глазах Кеннета. Парень, по всему видно, обожает Пэгана. Да, похоже, и все остальные мужчины тоже.

Она удивленно вздохнула. Наверное, ей никогда не понять мужчин. Как будто, победив их телесно, он каким-то образом завоевал их сердца.

Дейрдре устремила задумчивый взгляд в землю, размышляя над этим. Затем она подняла глаза на красивого норманна с широкими плечами и непослушными волосами, сияющими глазами и белоснежной улыбкой. Возможно, с содроганием подумала она, такую же тактику он собирается применить и к ней.

Весь вечер Дейрдре нервничала, как мышка, ожидающая, что кот вот-вот прыгнет на нее, гадая, когда же Пэган потребует свой поцелуй. Когда он сидел рядом с ней за ужином, обмениваясь шутками с ее людьми, она глядела в свою тарелку, спрашивая себя, не сделает ли он это прямо здесь, у всех на виду.

Но он не сделал.

И не подошел к ней, когда Бонифаций бренчал на своей лютне и пел непристойную песню о мужчине, у которого было три жены.

Когда ее отец начал игру в кости с сэром Уорином, который заговорщически подмигнул Мириель, прежде чем делать ставки, Пэган и тут не двинулся с места, чтобы заключить ее в объятия и потребовать свой поцелуй.

Должно быть, он забыл про нее, решила она. Это вполне вероятно, учитывая, как внимательны сегодня служанки, подливая ему эля каждый раз, когда он делает глоток, добавляя внушительные порции еды и восхваляя его аппетит. От их внимания в штанах у него наверняка затвердело, а в голове размякло.

Но когда нормандская служанка пролила эль на колени Пэгана, а затем устроила целое представление, вытирая его, Дейрдре решила, что с нее хватит. Она бросила салфетку на стол и извинилась. Если Пэгану нравятся откровенные заигрывания этих распутных девок, это его дело, но она не намерена сидеть здесь и наблюдать за этим идиотизмом.

Она демонстративно поднялась по лестнице, на каждом шагу проклиная мужчин за их распутную натуру. Не замечая, что за ней следуют, она толкнула починенную дверь в свою спальню. Когда она повернулась, чтобы захлопнуть дверь, сильная рука поймала ее.

Пэган. Она в испуге ахнула.

Он открыл дверь шире и вошел в комнату.

– Рефлексы – как у кошки, – поддразнил он.

С колотящимся в горле сердцем она еще умудрилась съязвить:

– Не забывай, что у кошки имеются когти.

– А ты не забывай, – ответил он, запирая за собой дверь, – что я знаю, как заставить кошку мурлыкать.

Жаркий румянец прихлынул к ее щекам.

– Ты помнишь наш уговор? – спросил он, надвигаясь на нее, протягивая руку, чтобы убрать выбившуюся прядь со щеки.

Она непроизвольно вздрогнула. Он внимательно смотрел на нее.

– Ты ушла так поспешно.

– Мне показалось, ты… – она высвободила подбородок, – увлечен… другими делами.

– В самом деле? – Лукавая усмешка осветила его глаза. Несмотря на свое раздражение, она почувствовала, как заколотилось сердце от его пристального взгляда. Весь день она готовилась к этому моменту, словно к предстоящему поединку. Весь день она твердила себе, что это, в конце концов, всего лишь поцелуй. Один поцелуй она может выдержать. Просто будет думать о чем-нибудь другом – о состязании на мечах, о лошади или о ривенлохских рыцарях, – пока он будет брать причитающуюся ему плату.

И вот теперь расстояние между ними не больше ширины ладони. Его зеленые глаза сияют – спокойные, проницательные и надменные. Уголок рта приподнят в хитрой улыбке. И теперь она вспомнила, как изобретательно он обольщал ее. По крайней мере тело вспомнило. Сердце затрепыхалось, как пойманная в клетку бабочка, дыхание сделалось частым, кровь прихлынула к щекам.

Черт бы его побрал! Она не может позволить ему смутить ее. Она должна оставаться безразличной, бесстрастной. Она должна помнить, что это не более чем простое деловое соглашение, ничем не отличающееся от самого их брака. Но несмотря на все усилия, голос ее опять предательски дрожал.

– Это место по твоему выбору? Наша спальня?

Он лишь улыбнулся этой своей сводящей с ума дьявольской улыбкой, и она вновь почувствовала опасную силу его мужского обаяния. Что он задумал на этот раз?

Пэган протянул руку к вырезу ее платья и, прежде чем она успела запротестовать, стянул его с плеча, обнажая одну грудь.

– Вот, – пробормотал он, – место по моему выбору.

Глаза Дейрдре расширились, сердце заколотилось. Мошенник обманул ее.

– Нет.

Его глаза затуманились от желания.

– О да, – промурлыкал он.

Она отчаянно затрясла головой:

– Нет.

– Ты дала слово, – предупредил он.

Она снова закрыла рот. Он прав, черт его дери. Этот плут оказался дьявольски умен, чтобы поймать ее в ловушку оборота речи, а она оказалась настолько глупа, что согласилась на его условия.

– Один поцелуй, – пробормотал он, дерзко, соблазнительно проводя большим пальцем по ее обнаженной груди.

Ресницы ее опустились, когда волна непрошеного желания омыла Дейрдре.

– Такая мягкая, – вздохнул он, гладя обнаженную плоть тыльной стороной пальцев, – такая теплая.

Помимо воли тело ее откликнулось, напрягаясь и тая от щемящего желания. Глаза совсем закрылись.

Обхватив грудь, взвешивая ее в своей ладони, он наклонился вперед, коснувшись ее щеки своей, и тихо прошептал ей на ухо:

– Такая прекрасная. Как сладкий… спелый… персик.

Она прикусила, нижнюю губу, когда его слова дошли до ее сознания, как магическое заклинание.

Положив ладонь на спину, он подтолкнул ее бедра к своим, прижимаясь твердокаменным проявлением своей страсти к ее животу.

– Почувствуй, как сильно я хочу тебя, – пробормотал он.

От его теплого дыхания кожа шеи покрылась мурашками, а когда кончики пальцев легонько заплясали на чувствительной плоти груди, у нее задрожали колени.

– Можно мне теперь получить свою плату? – выдохнул он.

Она крепко зажмурилась и прошептала:

– Да.

Но его не удовлетворил ее ответ.

– Ты боишься.

– Нет. – Но она отказывалась открыть глаза. Ей не хотелось видеть неприкрытую похоть в его взгляде, самодовольство в улыбке.