Дева-воительница - Сара Маккерриган

– Тогда посмотри на меня.

Она сделала глубокий вдох и открыла глаза.

И была потрясена.

Пэган не улыбался. И во взгляде его не было самоуверенности, как она ожидала. На самом деле он выглядел почти… беспомощным, словно и его тоже подхватило и унесло чувственное влечение.

Она увидела, как он тяжело сглотнул, увидела, как напряглись мышцы лица, словно он сдерживался изо всех сил. Затем он пробормотал, как будто напоминая самому себе:

– Один поцелуй. Не больше.

Он опустил голову, и она затрепетала, когда его волосы скользнули по плечу, затем ниже, ниже, пока она не ощутила, как влажное дыхание коснулось кожи. Сосок напрягся в ожидании, и она затаила дыхание, страшась и желая того, что будет. Напряжение было невыносимо.

А потом их губы сомкнулись – горячие, влажные и нежные. Ощущения заставили ее прерывисто втянуть воздух. Поцелуй вначале был мягким, когда его губы нежно обводили ее соски. Она боролась против сильнейшего наслаждения, заглушая стон восторга, который поднимался к горлу. Потом он усилил нажим, втягивая их поочередно все глубже в рот. Святая Дева Мария, желание пронзило ее, воспламеняя кровь.

Низкий стон вырвался из его груди. Это был звук животной похоти, да, но и обожания, и наслаждения. Это был эротичный звук, который привел ее на грань экстаза. Она откинула голову назад, упиваясь этой восхитительной пыткой, даже не сознавая, что ее пальцы по собственной воле пробрались вверх и запутались у него в волосах.

* * *

Пэган чувствовал, будто его кружит в водовороте бурной горной реки, унося прочь, все дальше и дальше от берега. И все равно он не мог и не хотел выбраться из этого восхитительного омута.

Он и раньше целовал женские груди, и они были гораздо пышнее, чем у Дейрдре. Женские груди – одно из чудеснейших созданий Божьих – мягкие, податливые и восхитительные, – и он боготворил их так же, как любой мужчина. Но еще никогда он не ощущал ничего подобного, не было еще такого в его амурной практике.

Боже, как он хочет ее! Всеми фибрами своего существа. Его язык никогда не пробовал ничего более сладкого, и он чувствовал себя как умирающий с голоду, которого усадили за королевский стол. Тело содрогалось от с трудом сдерживаемого вожделения, а плоть настойчиво пульсировала, требуя дать ей облегчение.

Он думал, что его желание уже просто не может быть сильнее, что он дошел до последнего предела. Но когда он почувствовал, как ее руки скользнули вверх, чтобы прижать его голову к своей груди, удерживая его, радушно принимая, страсть вскипела, вспенилась в нем, как бурные воды морского прилива, унося за пределы рассудка. За пределы сдержанности.

Боже, как он хочет ее! Нет, нуждается в ней.

К черту его обещание! К черту честь! Он должен обладать ею! Сейчас же! Немедленно!

Дейрдре застонала, закрыв глаза. Этот мягкий звук, полный женского томления, был гарантией, что в этот раз она не откажет ему.

И все же чертовой девке каким-то образом удалось побороть свои инстинкты упрямством, которое бросило вызов природе.

– Нет! – выдохнула она, противореча сама себе объятием, которое сделалось еще крепче. – Прекрати!

Неверие, отчаяние и ярость боролись в нем. Прекратить? Конечно же, она это не всерьез. Она хочет его. Он знает, что хочет. Так как же она может говорить ему «нет»?

Но когда ее пальцы начали тянуть его за волосы, отрывая от себя, стало ясно, что она снова намерена отвергнуть его. Ее грудь выскользнула из его рта, прекращая пир, который так и не завершился.

Покачнувшись, он отступил на шаг, уставившись на нее из-под полуопущенных век, приоткрыв рот, тяжело и неровно дыша. Она тоже казалась растерянной, судорожно, неловкими пальцами натягивая платье на плечо.

Несколько долгих мгновений в комнате слышался лишь звук их тяжелого дыхания. Когда она наконец заговорила, голос ее был хриплым и дрожал.

– Я заплатила твою цену. Значит, завтра… на ристалище… на рассвете?

Пэган медленно сжимал челюсти, пока зубы не скрипнули. Как смеет Дейрдре сводить этот момент взаимной страсти к простой сделке? Она что, совсем без сердца? Или в ее жилах вместо крови ледяная вода?

С трудом поборов порыв врезать кулаком в стену от расстройства, он прорычал:

– Да!

Она коротко кивнула, затем повернулась к нему спиной, демонстративно снимая и складывая покрывало, отмахиваясь от него так же легко, как от назойливой мухи.

Он вскипел от бессильной ярости, подавляя непреодолимое желание схватить ее за руку, развернуть и впиться ей в рот так неистово, что ее губы потом неделю будут гореть. Но он ведь сам сказал: один поцелуй. Не больше.

Пэган крутанулся на пятках и выскочил в зал, так хрястнув новой дверью, что услышал, как оружие, висящее на стене в комнате, свалилось на пол.

С первой же девицей, на которую упадет его взгляд, он переспит, пообещал себе Пэган, топая по лестнице. В паху горело адским пламенем. Ад и все дьяволы! В конце концов, это же вредно – так сдерживать свою похоть.

Войдя в большой зал, он заметил одну из служанок, прислуживающих за ужином, которая лавировала среди других слуг, убирающих со столов. Она призывно улыбнулась ему. Он вскинул бровь и кивнул в сторону кладовой. Ее улыбка сделалась шире.

В его теперешнем состоянии потребуется всего каких-нибудь пара секунд, чтобы облегчить боль. В другом конце зала отец Дейрдре собрал вокруг себя мужчин, чтобы сыграть еженощную партию-другую в кости. Пэган будет осмотрителен, и никто ничего не узнает.

Он понаблюдал, как девица проскользнула за ширму кладовой, немного подождал и направился к тому месту, где она исчезла.

В кладовой было темно, прохладно и пахло созревшим сыром. Он бы предпочел более удобное место для совокупления, но ждать больше не мог.

Ее тихое хихиканье привело его в самый темный угол кладовой. Он не терял времени, схватив ее за плечи и впившись грубым поцелуем в ее жаждущие губы. Она заерзала, придвигаясь ближе, и задрала юбки вверх, а он сунул палец в ее низкий вырез, освобождая одну огромную грудь. Целуя ее, он мял мягкую плоть пышной груди в ладони. Еще совсем чуть-чуть, подумал Пэган, и он получит награду, которую заслужил.

Но, несмотря на то что тело девушки было податливым, жаждущим, он осознал, что она не заставляет его сердце безумно колотиться, а дыхание замирать – как Дейрдре. И волна желания не охватывает его. Рот ее совсем не такой сладкий, как у Дейрдре. Даже ее стоны кажутся притворными в сравнении с прерывистыми вздохами Дейрдре.

Он оторвался от нее и почувствовал, как член обмяк.

– Дьявольщина, – пробормотал он.

– Что случилось? – удивилась служанка.

– Уходи! – рявкнул Пэган. – Просто уходи!

Чертыхаясь разочарованно и презрительно, она поспешила прочь. Когда она ушла, Пэган прислонился к стене и в раздражении стукнулся головой о холодную штукатурку. Никогда еще его тело не терпело такой жалкой неудачи. Это нелепо. Он как бродяжка, который скорее умрет с голоду, чем съест что-нибудь худшее, чем пища лорда.