Записки судмедэксперта - Андрей Ломачинский

Каким образом еврей Давид Шниц оказался не сильным студентом в институте с военной кафедрой, а слабым солдатом в воздушно-десантной дивизии, история умалчивает. Известно только одно — воин-десантник из него действительно оказался некудышний. При этом национальность здесь никакой роли не играет — солдаты-евреи, и десантники в том числе, весьма успешно служили в Советской армии, а уж про армию Израиля вообще молчу. Однако рядовому Шницу ратной славы его библейского пращура — щуплого тёзки Давида, что, ещё будучи древнееврейским призывником, великана Голиафа побил, — совсем не хотелось. Отлынивал он от исполнения воинских обязанностей, как мог. Но в десантной роте не слишком-то и посачкуешь — на то старшина и сержантский состав имеются. Раз, два, что не так — удар по почкам, упал-отжался, на худой конец строевая подготовка. И кросс до упаду. Вот, наверное, из-за такой специфической нагрузки и открылась у Шница на ноге, как раз по срезу голенища, здоровая язва.

На вид она больше всего напоминала трофическую язву у диабетиков — у тех часто ноги подобным страдают. Однако концентрация сахара в крови у Шница была абсолютно нормальной, и такая версия полностью отпадала. И нельзя сказать, чтобы язва уж очень гноилась — инфекция словно щадила её, выделений практически нет. Нет и общих проявлений инфекционного процесса, региональные лимфоузлы, что стоят по ходу оттока лимфы из этой болячки, увеличены весьма умеренно, ни лейкоцитоза[73], ни интоксикации… При такой здоровой гуле хоть по вечерам-то лёгкая температура должна быть — но градусник упорно показывает норму. Но если дело не в микробах, то в чём же?

При этом сам Шниц особых льгот не требовал. Полежал несколько деньков в лазарете, был проконсультирован хирургом и терапевтом в медбате, а потом, получив тюбик фторокорта, отправился «лечиться амбулаторно». То есть был выписан в роту с освобождением от бега и строевой подготовки. И, похоже, такой исход солдата вполне устраивал. Он вначале ежедневно, а потом раз в три дня приходил в медпункт на перевязки, не роптал, не жаловался, выполнял все прописанные назначения. Вот только на язву они не действовали никак. Какая была, такая и осталась. Не помогли ни мазь с антибиотиками, ни бактерицидные компрессы, ни даже аутогемотерапия[74], ни кварцевания[75], ни припарки, примочки, присыпки, ванны, лекарства внутрь и всё остальное, на что армейская медицина богата.

И вот однажды пошёл начмед в солдатскую столовую присмотреть за тамошней гигиеной, ну и пробу снять, конечно. Ходит-бродит себе по цехам, страху на наряд нагоняет. Дошёл до «корней», там где овощи чистятся. Вообще-то с позиций гигиены самый безопасный участок, задерживаться в корнечистке особого смысла нет. Начмед глазами зыркнул и прошёл в другую комнату. Только он дверь прикрыл, как вдруг вбегает туда запыхавшийся солдат и орёт знакомым голосом: «Эй наряд! Дайте мне полкило чеснока, у меня весь кончился!» Наряд и знать не знает ни про какой чеснок, с чего это всем раздавать казённое добро направо и налево. А солдат настырный попался, своё требует: «Да мне сам начмед лично приказал здесь чеснок брать. Мне не на еду, на компрессы! Язву лечить».

Стоит начмед за дверью и вспоминает, это кому же он такое народное средство прописывал? Не Шницу ли? Голос, похоже, его… Постоял ещё немного, а как Шниц ушёл, быстренько снял пробу (поел досыта лучшего, что в котле выловить можно) и пошёл прямиком в роту, где тот еврей служил. Как раз на общее построение успел. Ротный и взводные перед строем ходят, перед обедом какие-то наставления всему личному составу читают. Появляется начмед. Поздоровался с солдатами и давай о чём-то с ротным и взводными шёпотом говорить. Потом командует: «Рядовой Шниц, а ну выйти из строя и снять сапоги!»

Шниц выходит прихрамывая, медленно снимает сапоги. «И портянки снимай, штанину закатить!» — не унимается начмед. С голени падает какой-то компресс, по казарме разносится крепкий чесночный дух. Начмед вздыхает и спрашивает командиров, не замечали ли такого раньше? Те отвечают во всю свою лужёную глотку: «Да как же не заметить… Давно заметили — постоянно от него чесноком воняет. Вначале он говорил, что ему, как настоящему еврею, так вонять положено, мол порода такая. Или национальная черта. Потом увидели, в чём дело, — он чеснок трёт и из него компрессы на свою болячку делает. Говорит, что вы, товарищ майор, лично прописали такое лечение, мол, больше ничего не помогает! Все же знают, что чеснок — овощ бактерицидный, всяких там микробов убивает, и витаминов много, для здоровья полезно… Логично всё, мы ничего не подозревали, тем более если по вашему рецепту…»

«Я??? Я ТАКОЕ прописал?!! Да вы что! Это же называется членовредительство — чеснок кожу разъедает. Он же этим компрессом свою язву не лечит, а создаёт! А вообще в десанте больных быть не должно. У нас есть только две категории — живые и мёртвые! Шниц, если увижу тебя в ста метрах от медпункта, то переведу во вторую категорию! В виде шницеля».

К сожалению, в реальной армейской жизни между живыми и мёртвыми ещё целый спектр разных раненых да больных имеется. И, пожалуй, самая лёгкая, но и самая частая болезнь — грибок. Оно и понятно, портянки грязные, сапоги мокрые, ноги прелые. Вот и заводится всякая гадость между пальцами. Лёгкие опрелости — обычно забота самого солдата: портянки стирай, сапоги суши, присыпкой пользуйся. Со средней степенью можно и в медпункт зайти — помажут йодом, а то и миконозола пропишут. А вот при сильном грибке сапоги уже надевать никак нельзя — во-первых больно, ведь стопа кровит — на коже мириады трещин. А во-вторых, можно через эти трещинки в дополнение к грибку получить такой набор инфекций, что… В общем редко, конечно, но бывали даже случаи ампутаций из-за такой вот «ерунды».

В полковом медпункте грибок всё же считается ерундой. Врач такой проблемой принципиально не занимается. Сидит злой фельдшер Зылков, держит тёмную бутыль с йодом и целый букет «помазков». Это так на военно-медицинском жаргоне называется палочка с намотанной на кончик ваткой. Каждому «грибнику» даётся свой помазок, а йод общий — прапорщик отливает чуть-чуть на всех в баночку из-под майонеза. Полное самообслуживание — покрасил ноги, и вон отсюда.

Когда рядовой Поповцев показал свои стопы, то даже непреклонный Зылков охнул — так сильно грибок кожу изъел. Точно ходить ему в тапочках на недельном казарменном «аресте», а в сапогах только до столовой. Беговая, строевая, боевая и предпрыжковая подготовки, а также марш-броски и рукопашный бой для этого бойца, разумеется, отменяются. Конец всякой подготовки, за исключением политической — на политзанятиях можно и в тапочках сидеть. Хотя стоп! Что-то совсем незначительное бросилось опытному прапору в глаза. «А чего это у тебя, друг милый, кожа вокруг язвочек желтоватая? Ты что, азотную кислоту между пальцами капал?» Шутка, конечно. От азотной кислоты кожа хотя бы и побурела-пожелтела, но последствия бы были другие. Самые настоящие ожоги, а не похожие на грибок трещинки да язвочки. Однако как солдат встрепенулся-то! Ты смотри, с каким жаром клясться начал, что ничего не делал. Если бы пропустил мимо ушей или пошутил… А тут дело не чисто — слишком рьяно над своей невинностью причитает.