Походы и кони - Сергей Мамонтов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 109
Перейти на страницу:

Результат был потрясающий. Одного яйца оказалось довольно – Дура освободилась от звездочетства навсегда. Вся батарея смеялась надо мною из-за измазанного лба Дуры. Я терпеливо сносил насмешки.

Обыкновенно каждый уводил свою лошадь к себе на конюшню. Но изредка замечания генерала князя Авалова, инспектора конной артиллерии, заставляли нас ставить лошадей на коновязь, как полагается по уставу. Два или больше железных кола втыкаются в землю и между ними натягивают канат. К канату привязывают лошадей и под канат кладут сено. Дневальный смотрит за порядком.

Ночью все лошади кажутся вороными, и в случае тревоги легко спутать лошадь и поседлать лошадь соседа. Но мне достаточно было позвать Дуру – она поворачивала голову и легонько ржала. Как будто говорила:

– Тут, вот я.

Дура была прекрасной во всех отношениях лошадью, и я ее ценил. Никогда у меня лучшей не было. Какая разница между Ванькой, Гайчулом и Дурой! Оба жеребца были в общем деревенские лошади, а Дура строевая, вероятно, кубанской породы. Никогда я Дуру не бил и только раз, и то по ошибке, ее пришпорил. Она взвилась как птица, и я долго извинялся за свою ошибку. Шпоры ей были не нужны, она охотно прибавляла хода. Достаточно мне было подумать – и она исполняла желание.

Ненормальный

Для полного отдыха мы не только ставили лошадей на конюшню своего дома, но и ставили свое орудие к себе на двор. Этим мы избегали наряда часовых, но это, понятно, было против устава. По моем прибытии в батарею у Матвеева кургана брата и меня зачислили опять в орудие ввиду новых формирований.

Как-то капитан Мукалов, начальник нашего 4-го орудия, застал крестьянина-немца, орудующего с затвором нашего орудия.

Что ты тут делаешь? Какое тебе дело до того, что я делаю? Пошел вон, сволочь.

– Сам сволочь.

Мукалов крикнул нам в окно.

– Выходите быстро с оружием.

Поручик Клиневский и я схватили карабины и выбежали на двор.

– Арестуйте этого человека и приведите его к командиру батареи.

Полковник Шапиловский выслушал рапорт Мукалова и сказал:

– Застали на деле, что же, мы его расстреляем. Клиневский и Мамонтов с карабинами? Вот и прекрасно.

У меня подкосились ноги, и я должен был опереться о стену дома. Никогда я не расстреливал и питал к этому отвращение. Шапиловский и Мукалов вошли в дом. Мы же трое остались снаружи, бледные и молчаливые. «Я выстрелю в воздух… А если и Клиневский выстрелит в воздух?.. Господи, избавь меня от этого ужаса!»

Собралась толпа любопытных. Пожилой крестьянин, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Он у нас известен… Он ненормальный. У него бывают приступы сумасшествия.

Я схватил говорившего, притащил его к двери.

– Ты скажешь то же самое там внутри.

Потом открыл дверь и втолкнул его внутрь.

– Свидетель, господин полковник, хочет доложить, – и захлопнул дверь.

Появился Шапиловский.

– Раз он ненормальный, то мы его выпорем. Я послал за ездовыми.

Уф! Слава тебе Господи! Мы все трое вздохнули с облегчением.

Ездовые шли с плетьми, ухмыляясь. Мы отвели арестованного за дома.

– Снимай штаны, – приказал Клиневский.

– Шутки в сторону, – вдруг нахально сказал арестованный. – Я не позволю себя сечь. Я пойду домой.

И он действительно сделал движение, чтобы уйти. Его самоуверенность произвела впечатление на Клиневского и на солдат – они стояли с разинутыми ртами. Но я пережил благодаря этому поганцу такой страх, что искренне его ненавидел. Я бросился на него, свалил на землю и сорвал штаны, так что пуговицы отлетели.

– Дайте ему, ребята, как следует и прибавьте еще от меня!

Его выпороли, и он заплакал. Мы оставили его там и с облегчением пошли домой.

Крестьянин-свидетель подошел ко мне.

Хорошо, что вы его выпороли, он это заслужил. Это опасный человек. А почему же вы сами, миром, его не выпороли, если он того заслужил? Нам нельзя. Он в отместку может сжечь сарай. А вы – другое дело. Вы власть, и с ней не пошутишь. Он теперь поостережется. А мы остались ни при чем. Я вам приношу благодарность от всей деревни.

Формирования

В апреле 1919 года в Матвеевом кургане наша батарея дала офицерские кадры для нескольких казачьих конных батарей – донских, кубанских и терских. Полковник Смирнов получил формирование уральской конной батареи и предложил брату и мне места младших офицеров. Мы отказались, предпочитая остаться на должности солдат в нашей старой батарее. Мы сжились с людьми и лошадьми, батарея стала семьей. Я бы не мог расстаться с Дурой.

Но наша батарея развернулась в двухбатарейный дивизион. Из персонала 2-го взвода образовалась новая 2-я конная батарея с простыми, не горными, орудиями. Сперва только с двумя орудиями. Командовал новой батареей полковник Шапиловский. Первым орудием командовал капитан Обозненко, а вторым, нашим, – капитан Мукалов. Мы с братом попали к Мукалову. Батарея несколько раз меняла свой номер: была и 8-й, и 10-й конной, но в конце концов стала (и осталась) 2-й конной генерала Дроздовского батареей. Работала всегда вместе с 1-й конно-горной. С этих пор обе батареи из офицерских стали офицерско-солдатскими. То есть прислуга орудия состояла частью из офицеров, а частью из солдат. Нам повезло, – в нашем орудии оказались кубанские линейные казаки, очень славные. Меня послали на станцию получить и привезти два трехдюймовых орудия. Я отправился с двумя запряжками, осмотрел, принял, сгрузил, запряг и привел в немецкую колонию две пушки, чем положил начало существованию доблестной 2-й конной батареи.

Шапиловский был маленький, рыжий, косой, напоминал лихого пирата, но его ценили, он был храбр, рассудителен и пользовался авторитетом. Обозненко был очень молод, но прекрасный офицер – рыцарь. Мукалов был симпатяга, но наркоман.

Очень скоро батарея стала четырехорудийной. Обозненко и Мукалов стали командовать взводами, а брат получил командование нашим 4-м орудием. Орудие как-то само собой стало нашим семейным. Когда брата не было, командовал им я.

Если нужны были лошадь или солдаты, мы сами их доставали, никому не докладывая. Мы подобрали прекрасных лошадей, особенно в корне, и, вероятно, из-за них наше орудие из 4-го стало первым, то есть шло в голове колонны.

Дивизионом, двумя батареями, командовал Колзаков, которого произвели в генерал-майоры. Первой батареей командовал полковник Алябьев.

В это время усиленно формировались кавалерийские полки. Вскоре был сформирован корпус, а позднее даже два. Под командой генерала Барбовича наша регулярная кавалерия превратилась в грозную силу.

Но главные силы Армии составляли четыре пехотных полка: корниловцы, марковцы, дроздовцы и алексеевцы. Это была наша гвардия. Летом они развернулись в дивизии, но осенью из-за потерь снова были сведены в полки. Нам приходилось работать со всеми четырьмя, и всегда успешно. Вначале это были офицерские полки, потом из-за потерь стали солдатскими, но традиции сохранились.

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?