И грянул в Хренодерках гром... - Татьяна Андрианова

Отец и в тех и в других души не чаял, баловал, холил, лелеял, да вот беда — женихов сыскать девицам было очень затруднительно. Дочери хозяина вод всем взяли. Одно слово — красавицы уродились. Русалочки любили выйти на берег лунной ночью и до утра водить хороводы под частыми звездами. Звенели девичьи голоса, жемчугом отливала бледная кожа, ярче звезд сверкали прекрасные очи, а песни душевные манили к себе, заглядывали в душу, заставляя плавиться самые суровые сердца, словно жаркое солнце — кусок сливочного масла. Но не так уж много смельчаков, гораздых на ночные прогулки по Безымянному лесу, а кому случилось оказаться окрест озера в ночь полнолуния, особенно если погода стояла ясная, не мог устоять перед тягучими русалочьими напевами. Парней приманивали смехом мелодичным, губами алыми, щедрыми обещаниями ласк. Устоять пред таким невозможно — кипит кровь молодецкая, затуманивается разум вкрадчивыми голосами, устами сахарными. И не замечают соблазненные, что руки девичьи холодны, а за полными губами скрываются острые как бритва клыки. Заманит русалка парня на глубину, утащит с собой — только его и видели.

Местные стали сторониться озера. Даже днем старались лишний раз не приближаться, мало ли что.

Опечалились девы — не все своих избранников заполучили. А что делать? Как бы ни были соблазнительны песни подлунные девичьи, а кого приманишь, если манить некого. Вот и сидят дочери озерные без мужей, счастью более удачливых завидуют.

Мухоморницы же слыли оборотнями. Гриб-мухомор стоит на белой ножке, ни от кого не прячется, красной шляпой с белыми пятнами хвастается. Грибники его обходят. Звери не трогают. Одна ведьма из них зелья свои готовит, а иной раз вымочит, выварит и сделает из них блюдо царское да лешего потчует, вызывая у жены его ревность кулинарную. Но не о ведьме сейчас речь.

Мухоморницы же потому и звались мухоморницами, что при взгляде на них видится либо гриб ядовитый с красною шапкою, либо девушка-красавица. А иной раз притворится такая бабулькой старой с клюкою и заведет в глушь, куда Макар телят не гонял. Идет за такой молодец, думает, старушка от села далеко зайти не могла — вот-вот из леса к людям выведет. А та поводит наивного парня по лесным буеракам несколько часов, потом рассмеется, да и исчезнет, словно не было ее вовсе. А то развернется, огреет по лбу клюкой и растает в воздухе — только гриб-мухомор за ближайшей елкой появится. И это далеко не худшее, что может случиться с парнем. Если глянется он мухоморнице, предстанет перед ним девица-красавица, заманит в глушь и жить станет с ним как с мужем. Только мужья у мухоморниц долго не живут — они, оборотницы, любовью мужскою питаются. Их супруги редко до года доживают, высыхают, истаивают, как свечки в храме.

Поэтому Олек и не желал иметь никаких дел с хозяином вод — знамо дело, что за услуги потребуют — парня в жены своим прелестным дочуркам. Этот факт вождь и озвучил лешему.

— Я и сам не пойду к красавицам в мужья и своим волкам заповедаю, чтобы даже не думали глупости совершать.

Вяз Дубрович тяжело вздохнул. Окружающий лес зашелестел листами солидарно с хозяином.

— Разве я предлагал тебе жертвовать собой? — хитро прищурился он.

— Хочешь, чтобы я заманил в ловушку какого-то простака? — презрительно сплюнул двуипостасный. — Нет уж, это дело не по мне.

По его мнению, заставлять кого-то делать то, что ни за какие коврижки не станешь делать сам, низкое занятие, недостойное волка.

— Почему простака? Кликни клан, пусть загонят вампира хозяину вод. Нечего ему тут без дела ошиваться, только зверье пугает почем зря. А девки у хозяина все как на подбор — обижен не будет.

— Даже вампир не заслуживает подобной участи, — уперся двуипостасный.

Леший начал выходить из себя. Конечно, он никогда не славился гневливым нравом, но любому терпению однажды приходит конец, даже самому ангельскому.

— Олек, твоя гуманность меня потрясает и заслуживает всяческого уважения, — проскрипел он. — Но разве вампиру будет от этого какой-то вред?

— А ты считаешь, что иссохнуть от потери жизненных сил благо? — вопросом на вопрос ответил двуипостасный. — Смерть — она и есть смерть, пусть и с улыбкой на устах.

— Разумеется, потеря жизненных сил не может служить благом абсолютно никому, но это если ты не способен к быстрому восстановлению, — парировал Вяз. — Вампиры практически бессмертный народ. Раньше они брали кровь, но совершенно в небольших количествах. И чем сильнее донор, тем лучше вампиру и меньше красной влаги он потребует на прокорм. В Безымянном лесу вампир не может охотиться. Он пугает зверье, и оно скоро откочует от странного горе-охотника подальше. Тебе же самому охотиться будет не на кого.

— Но это не повод для того, чтобы предать его мучительной смерти, — отрезал мужчина. — Лучше мы его выследим и обезглавим. Такой уход из жизни чище и гуманнее.

— А кто тебе дал право судить, кому умереть, кому жить долго и счастливо? Разве ты Всевышний, чтобы брать на себя подобную ответственность?

Вождь удивленно моргнул:

— Так он же это… упырь, а ты о его жизни заботишься? Их расу маги почти под корень извели.

Вяз Дубрович пригладил свои волосы-мох сучковатой рукой.

— Ну-у, маги… — снисходительно протянул он, словно маги повсеместно зарекомендовали себя как личности, способные только на разного рода пакости и глупости. — Эк ты, вождь, хватил. Нашел на кого равняться. Оттого и привечаю вампира, что, возможно, он последний в своем роду остался. А маги, они вообще, кроме себя, мало кого любят. Ты многих двуипостасных встречал за пределами Безымянного леса? А меняющих облик? Их тоже маги не сильно жаловали и, в конце концов, практически под корень извели. И кстати, вампир и упырь — не одно и то же.

— Упырь, вампир — какая разница? — горячился Олек. — Что от одного, что от другого пользы никакой, один только вред.

Леший усмехнулся; мягко так, незлобно. Вспомнил он горячие дни своей молодости, пылкий нрав молодой натуры, и губы сами разъехались в стороны, являя ямочки, словно глубокие борозды на коре дерева.

— Эх, молодость-молодость! — ностальгически вздохнул он. Увидел моментально вспыхнувший янтарем взгляд собеседника и добавил примирительно: — Ты не серчай, вождь, но молод ты для меня. Многие деревья в этом лесу я застал еще семенами, а они пару сотен лет растут. И их родителей видел еще молодыми саженцами. Не горячись, выслушай старика, сделать же ты всегда можешь по-своему. На все твоя воля, а своя рука — владыка. Как решишь, так и станет. Сам сделаешь, самому и ответ держать придется.

— Перед кем же ответ держать? — вздернул соболью бровь Олек.

— Как перед кем? — хитро сощурился леший. — А перед совестью своей, перед потомками. А совесть, она, знаешь, самый строгий судья. В старости все мы часто задаемся вопросами «все ли сделали?», «правильно ли поступили?». Природа не терпит пустоты, и коли создала вампиров — зачем-то ей это понадобилось. Ведь если так рассудить, волки — они тоже хищники. Кто они? Добро или зло?