Серебряный туман - Оливия Вильденштейн

меня нет кольца с сапфиром!

Он нахмурился.

— В какую игру ты играешь? Сломить самоуважение маленькой охотницы, а затем сломить её свободную волю? Ты можешь подумать, что я слабая и податливая, но я могла бы причинить тебе боль, если бы захотела, — слёзы защипали мне веки. — Я действительно могу причинить тебе боль, Эйс Вуд, — очертания его тела расплылись. — Я просто предпочитаю этого не делать.

Он стоял неподвижно.

Так неподвижно.

Пыль у меня на шее всё ещё пульсировала, но её ритм стал вялым, как будто она чувствовала, что непосредственная угроза её владельцу исчезла. Я поискала глазами Лили, но её уже не было. Мне было интересно, когда она ушла. До или после того, как её брат играл моими эмоциями?

— Ты такой ребёнок, Эйс.

Я знала, что человек в нём возненавидит этот комментарий. Конечно же, он вздрогнул.

— Придираешься ко мне, потому что я положила конец нашим отношениям. Твоя сестра в миллион раз взрослее тебя. Ты не видишь, как она мстительно замышляет уничтожение Круза, хотя то, что он сделал с ней, непростительно.

Эйс уставился на меня, его голубые глаза казались размытыми сквозь мои слёзы.

— Я оттолкнула тебя для твоего же блага, — пробормотала я. — Как это может быть непростительно?

После ужасно долгого колебания он сказал:

— Для моего же блага? Как насчёт того, чтобы ты позволила мне решить, что для меня хорошо, Кэт?

А потом он вышел из сарая.

Как только тяжелая дверь захлопнулась, я закричала от отчаяния. А потом я подошла к боксёрской груше в углу и била кулаками по твёрдой коже, пока мои костяшки пальцев не треснули и не начали кровоточить.

ГЛАВА 28. ЛЕС

Когда я вернулась домой в тот вечер с такими же разбитыми костяшками пальцев, как и моё настроение, я наполовину ожидала, что Лили уйдёт, но она пила чай с моим отцом в гостиной, смеясь над историей, которую он рассказывал.

Папа вскочил на ноги при виде меня, его взгляд скользнул вниз к засохшей крови, покрывающей мои руки.

— Дорогая, с тобой всё в порядке?

Лили уставилась на мои руки поверх края своей чайной кружки, нахмурив брови. Неужели она думала, что это кровь её брата?

Глупая я.

У фейри был огонь, а не кровь. Я могла бы безумно рассмеяться, если бы не чувствовала себя такой опустошённой.

Папа, должно быть, подумал, что я в шоке, потому что подвёл меня к дивану и усадил рядом с Лили. Она поставила свою кружку на стол.

— Я принесу немного антисептика и пластыря, — он поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Я хотела сказать ему, что всё в порядке, но решила позволить ему поухаживать за мной, хотя бы для того, чтобы побыть немного наедине и узнать, уходит ли Лили. Прежде чем я успела спросить, она постучала по освещенному экрану моего телефона.

— У тебя был мой телефон? — я слишком долго рыскала по сараю в поисках его.

Она щелкнула ногтем по экрану, чтобы привлечь моё внимание. Верно. Её послание. «Вы не помирились?»

Я подняла глаза так быстро, что у меня хрустнула шея.

— Ты думала, мы помиримся?

Она кивнула.

Я сжала губы.

— Этого не случится, Лили.

«Почему нет?»

— Я думала, ты держишься подальше от драмы Эйс и Кэт?

По сужению её глаз я догадалась, что этот ответ ей не понравился, поэтому я добавила:

— Эйс слишком ребёнок для меня, — я добавила вздох к своему объяснению, чтобы она поверила в это.

Лили моргнула и отстранилась от меня, как будто мой комментарий причинил ей физическую боль. Я провела рукой по волосам, которые всё ещё были влажными после моей напряженной тренировки с кулаками.

— Я нашёл антисептик, но где пластыри? — спросил папа, сбегая вниз по скрипучей лестнице.

— Кухонный ящик, — сказала я.

Ящики лязгали и стучали, пока он искал нужное. Я могла бы дать ему более чёткие указания, но это дало мне ещё несколько секунд.

— Ты ведь не уходишь, не так ли?

Всё ещё глядя на меня своими серыми глазами, полными боли, она покачала головой, но это было так слабо, это была едва заметная дрожь.

Разочарованно выдохнув, она снова схватила мой телефон и набрала сообщение как раз в тот момент, когда папа снова появился из кухни со всем необходимым, чтобы подлатать меня. Если бы только он мог залатать меня и изнутри, наклеить пару пластырей на моё сердце. Пока он обрабатывал одну из моих рук, Лили подняла телефон перед моим лицом.

Мои щёки ярко вспыхнули, когда я прочитала это, и ещё ярче, когда папины глаза метнулись к экрану. Я выхватила телефон из рук Лили и выключила его, прежде чем он смог прочитать что-нибудь ещё. Если он и уловил какие-то слова, то не упомянул о них.

Лили встала и пошла в свою спальню, закрыв за собой дверь.

— Так кого же ты ударила? — спросил папа после долгого молчания.

— Что?

Он кивнул на мои сморщенные костяшки пальцев.

— Боксёрская груша.

— От неё что-нибудь осталось?

Лёгкая улыбка промелькнула на моих дрожащих губах.

— Хочешь верь, хочешь нет, но она выглядит лучше, чем я.

После того, как папа обработал мою повреждённую кожу, он посмотрел на меня снизу вверх.

— Что заставило тебя напасть на боксёрскую грушу?

Я вздохнула.

— Я была зла. На мальчика.

Мой ответ не только был правдивым, но и положил бы конец дискуссии. Папе нравилось обсуждать мальчиков так же, как мне нравились разговоры о похоронных лавках.

Удивительно, но он спросил:

— Каджика?

Я покачала головой.

— Нет. Но, папа, тебе действительно не о чем беспокоиться.

— Моя маленькая девочка травмирует себя из-за какого-то мальчика, и ты не думаешь, что я буду беспокоиться?

Когда он запихнул неиспользованные пластыри обратно в маленькую коробочку, я встала и поцеловала его в лоб.

— Я обещаю, папа, тебе не о чем беспокоиться. К завтрашнему дню я с ним покончу.

Он издал неубедительное ворчание, но больше ничего не сказал и не пошел за мной, когда я пошла в свою спальню.

Я тихо закрыла свою дверь, затем соскользнула по крашеному дереву и включила телефон, чтобы перечитать сообщение Лили.

«Мой брат иногда может вести себя как ребёнок, но он самый добрый, любящий и заботливый человек в вашем мире и в моём. И он любит тебя. Да. ЛЮБИТ тебя. Ты никогда не найдёшь лучшего мужчину, Кэт. Никогда. Ты ИДИОТКА. Это всё, что я скажу. После этого мы больше никогда не будем говорить об этом, потому что, если