Львиная охота - Александр Щеголев

Мы прошли мимо комнаты с разобранным диваном («Простите», — пробормотал Оленин, отчетливо хихикнув) и оказались в кабинете. Хозяин повернулся, указывая на кресло.

— Присаживайтесь.

Похоже, он был в офисе один, что сильно облегчало дело.

— Вы меня не помните, Владислав Карлович? — спросил я.

— Как же мне вас не помнить, Максим, — сказал Оленин. — Благодаря вашей книге я сюда приехал. Почитал, почитал, да и понял вдруг, что хоть где-то люди живут по-человечески. Правда, вы-то, наверное, хотели доказать своей книгой обратное…

Еще один благодарный читатель, удивился я. Использовать бы теперь это с толком.

— …Вот и ваш Кузмин думал, что ломает мне жизнь, Василий ваш Долгорукий. Перун ваш. Но, как видите… — Он развел руки. — Каков я, а каков Кузмин? Старая развалина, а никакой не Великий Аудитор… — Он улыбнулся так сладко, что впору было принимать инсулин. — Я очень польщен вашим визитом. Слышал о вас в новостях, однако свидеться не надеялся. Итак, чем могу?

— Видите ли, я новичок, — признался я. — Не знаю, как вам объяснить…

Хозяин запахнул потуже халат и сказал:

— Да вы не бойтесь, у нас все законно. Я добился определенных льгот от Национального Банка. Вам напрокат или поменять?

— Что?

Он погрозил мне пальцем.

— Вам и вашему замечательному мальчику нужно много, это же так понятно. Чего тут стесняться? Опытные люди направили вас по верному адресу. Здесь мы, конечно, деньги не храним, но я сейчас же позвоню в нашу круглосуточную кассу… У вас с гостевой картой все в порядке?

— С гостевой картой у меня порядок, — подтвердил я. — Только я, признаться, пока не решил…

— Экие мы нерешительные стали, братья космолазы. — Он хохотнул. — Не знаете, менять вам валюту или брать деньги напрокат, я угадал? Туристы обычно меняют, особенно русские, потому что это выгоднее, но вам, как старому знакомому, я советую не жадничать. Вы же не тратить их хотите, верно? Ради чего, как говорится, сыр-бор. Местные жители эту тонкость прекрасно понимают, поэтому они никогда не связываются с сомнительным обменом. Только напрокат. Вот хрусташи, например, целыми мешками уносят от нас эти чертовы бумажки — и ничего, все у них получается.

— А что, может не получиться?

Владислав Карлович опустил взгляд. Улыбка его стала жалкой, ненастоящей.

— Парадокс в том, Максим… Деньги здесь никто не любит. Это ведь грязь, рассадник алчности. Любишь деньги — значит, любишь все, что с ними связано. При таком образе мыслей никаких снов, разумеется, не увидишь. Вы догадались, наверное, что я говорю о себе.

— Вот как? — медленно сказал я. — Не предполагал.

Улыбка его отвердела, закаменела.

— Я не из стыдливых, — сказал он. — Вы должны помнить это по Деймосу и по Луне. Да, я помогаю людям, хотя сам неспособен воспользоваться чудом. Пока неспособен. Но какой кретин, простите за резкость, придумал сделать биокорректор именно из денег?! Да еще с такими ограничителями… Поистине дьявольская насмешка! Итак, что мы решаем?

Бывший косморазведчик присел на письменный стол и замолчал. Ноги его не доставали до пола. Мышонок, прогрызший себе в этом здании уютную норку. Ссужает деньгами всех желающих, в том числе — соседей. Так что пачка денег, лежавшая в кармане метиса-похитителя, ровным счетом ничего не значила.

— Я вас хорошо помню, Владислав Карлович, — сказал я. — Потому и пришел, если честно. Прочитал о вас в газете и обрадовался. Вот, думаю, хоть один знакомый отыскался в этом заповеднике тайн. А то все кругом сплошь стыдливые, черт их побери, никто ничего объяснять не хочет.

Оленин слушал, благожелательно кивая.

— А тот мальчик на улице? — спросил он.

— Это коридорный из моей гостиницы.

— Да, правда, нехорошо перед коридорным идиотом выглядеть.

По-моему, он хотел мне подмигнуть, но сдержался. Впрочем, интерес бывшего слуги Пространства к красивым мальчикам меня даже не забавлял. Какие только привычки не привозятся из долгих космических командировок, обычное дело.

— Нет, проблема не в нем, — сказал я. — Просто мне как-то… в общем, не верится мне. Как я могу менять деньги, если до сих пор сомневаюсь?

— Когда вы приехали?

— Утром.

— Суток еще не прошло… — удовлетворенно констатировал он. — Хочу сразу успокоить: сомнения вовсе не являются помехой для процесса омоложения, скорее наоборот. Если сомневаетесь в чем-то, например, в успехе дела, значит не уверены прежде всего в себе. А это, как ни странно, помогает настроить сознание должным образом. Вы обратили внимание, сколько здесь людей, которые молодо выглядят?

— Да уж, — согласился я. — Особенно женщин.

— И вас это не убеждает?

— В чем?

— Боже мой, Максим! В том, конечно, что омоложение — это реальность. И совсем не обязательно класть деньги под подушку, все мы понимаем, как это… м-м… неуклюже выглядит. Можно оставить их на подносе, а поднос пусть себе лежит на тумбочке в изголовье. Некоторые любят, чтобы было красиво: делают специальные шапочки, склеивают веночки или ожерелья, развешивают денежные гирлянды, некоторые вносят игровой элемент… Главное, Максим, что эффект сохраняется и после пробуждения, то есть человек не стареет не только во сне, но и долгое время потом. Что мешает вам просто взять и попробовать?

— Вывернутые наизнанку зеркальные очки нужно надевать? — уточнил я.

Короткие спазмы смеха потрясли моего собеседника.

— Смешно, — согласился он. — Нет, если серьезно, то некоторые предварительные действия все-таки желательны. Например, можно почитать перед сном что-нибудь возвышающее, значительное. Кому-то поможет настроиться Библия или Коран, кому-то — Манифест коммунистической партии. Говорят, даже Конституция Соединенных Штатов Америки кое-кем используется. Редукцио ад абсурдум. Ну да вам самому виднее, чем замедлить свои обменные процессы.

— А как узнать, получилось или нет? Чего ожидать?

— Вы сразу поймете, когда проснетесь. Будет очень весело, этакая шальная детская радость безо всякой причины. Если же вы ощутите подавленность, разочарование… что ж, значит, пока не готовы. Да и сон, который вам под утро покажут, расставит все по местам.

— Покажут?

— Я сказал «покажут»? — спохватился Оленин. — Оговорился, конечно. Глупые легенды, увы, действуют даже на таких рассудочных людей, как я… Кстати, утреннее разочарование может быть довольно сильным и болезненным. Раз за разом — пустота, пустота, пустота. (Опять он заговорил о себе.) Надеюсь, вам не придется это испытать… Впрочем, через боль и приходит в конце концов желание измениться.

— Это вы-то не изменились?! — честно изумился я. — Да вас не узнать. Как будто не с вами разговариваю.