Михаил, Меч Господа. Книга 3. Рейд во спасение - Гай Юлий Орловский

Михаил некоторое время шел молча, не желая отвечать на оскорбительный вопрос, но Азазель начал похмыкивать, пришлось напомнить с чувством собственного достоинства:

– Любой средний демон сильнее самого сильного человека. Забыл?

– Слон тоже сильнее, – отпарировал Азазель. – А про львов, тигров и всяких нильских коней вообще молчу! Но все они уцелели только потому, что человек оберегает их, немощных… Из демонов только те опасны, кто хоть чему-то поучился у человека!.. Одни, прижившись среди людей, другие здесь, в аду, не гнушаются общаться с теми, кого поджаривают на сковородках или на вертелах… Кто из любопытства, кто по расчету, но выиграли те и другие. Не выигрывают только те, кто ничем не интересуется. Таких, кстати, среди людей тоже полно. Так что тебе придется проявить, как говорится!

– Что… проявить?

– Силушку, – пояснил Азазель. – Не понял? Здесь скрывать свою мощь не придется, как на земле. У демонов она при себе, как кишки или рога, разве что бесы и нолы у них простой рабочий скот. Потому будь готов бить быстро и круто. Иначе, если ударят раньше, я на твоем месте увижу мокрое место! А то и его не увижу, а это совсем обидно и оскорбительно для моего достоинства, а самое главное – не получу удовольствия от панэм эт цирцензес!

Он вперил взгляд в красное марево на горизонте, здесь он обманчиво близок, Михаил прислушался к себе, сказал с неуверенностью:

– Вроде бы напитался по самое немогу.

– То был первый шаг, – напомнил Азазель строго. – Теперь будешь учиться вытягивать энергию из клипод без всяких поз самадхи и падмасан. А то ишь, пока самадхаешь, тебя так западмасанят!..

– А… как?

– На ходу, – отрубил Азазель. – Даже на бегу, если припечет. А припекать будет.

Он сказал таким счастливым голосом, что восхотелось прибить его на месте, Михаил скривился и напомнил себе, что нужно оставаться ангелом, кем он себя и считает и ощущает, несмотря на свойства хаотичного элементаля.

А оставаться трудно, не свойственные ангелу чувства толкают на нелогичные и даже опрометчивые поступки, которые ничем не оправдываются и ничем не подкреплены, кроме глупо-детского: а я так хочу!

Азазель покосился на него со странным выражением на лице.

– Чего так задумался? Разве ангелы вообще раздумывают?.. Тем более те, что возле Небесного Престола? Ты действователь, а не всякий там размагниченный хомячок на диване… Из антисфирот тащи постоянно. Сила должна распирать каждую клетку так, чтобы прутья решетки трещали и гнулись!

Михаил с подозрительностью посмотрел на свои руки.

– Во мне есть где-то клетки?

– Человек, – сказал Азазель со скорбной торжественностью, – весь из клеток! В них заключена и томится наша свобода духа! Всевышний коварно дал нам свободу воли, чтобы не вытирать нос каждому двуногому. Теперь сами должны и обязаны ограничивать себя везде и во всем. Ограничивай себя, Мишка!

– А ты? – спросил Михаил с подозрением.

– Что ты сразу на меня? Человек – эгоист, должен сперва себя совершенствовать. А я уж как-то в совершенном мире проживу и несовершенным… Я о других забочусь! Гуманист и альтруист на марше.

Михаил прислушался к себе, пошевелил плечами, напряг мышцы.

– Да, вроде бы… готов.

– Так быстро? – спросил Азазель с недоверием. – Ах да, ты же солдат, что всегда солдат. Ты прав, поспешать надо медленно, но успевать и как бы торопиться, но не спешить. Мир везде таков, что если не успеешь ты, успеют тебя. Как среди людей, так и здесь. Здесь хоть медленно, но все же ад тоже меняется. В отличие от!.. Сам знаешь, на кого указываю чисто вымытым пальцем.

Михаил посмотрел по сторонам, везде красная выжженная пустыня, воздух жаркий, а когда налетает ветер, то чуть ли снова не сжигает кожу, над головой низкий красный свод пещеры с нависающими сталактитами, что кажутся отвратительными наростами в исполинской части древнего дракона.

– Правда меняется?

Азазель сказал с нехорошей усмешкой:

– Михаил… Еще пару тысяч лет каждый уровень ада отстоял от другого на триста лет пешего хода, как я тебе уже сказал!.. Но сейчас уже лет на сто…

– Они что, – спросил Михаил с непониманием, – как-то сблизились?

– Расширились, – пояснил Азазель с той же покровительственной усмешкой. – А так каждый на своем месте. Когда-то сольются, как Москва с Петербургом.

– А что… Москва и Петербург… сольются?

– Так сказал сам Вяземский, – заверил Азазель. – Он был против царя, таким людям верить обязательно, какую бы хрень ни спороли. Так принято в либерально-демократическом.

Михаил тревожно поглядывал по сторонам, но куда ни глянь, всюду огромная выжженная пустыня с полопавшейся землей из красной глины. Трещины в основном мелкие и неширокие, но некоторые приходилось перепрыгивать, и всякий раз снизу чуть ли не подбрасывало раскаленным воздухом.

Пару раз Михаил успевал заметить далеко внизу багровые реки расплавленного металла.

Азазель вытянул руку.

– Вон там… посмотри! Что-то непонятное…

Михаил прищурился, сухой воздух выедает глаза, все еще чувствует себя человеком в человеческом теле, никак не привыкнет, как настаивает Азазель, ощущать мир вокруг как родной, тогда и через ручей с расплавленным металлом сможет перейти вброд, не ощутив жара.

– Что там? – переспросил он. – Вроде бы котел… если с кипящей водой, то там могут быть грешники, огонь вон под котлом полыхает вовсю… Одного не понимаю…

– Откуда один-единственный котел в пустыне? – договорил Азазель. – Да, загадка… Может, остальных амнистировали?.. Ты куда?

– Надо взглянуть, – сказал Михаил. – Это же совсем по пути.

Азазель сказал сердито:

– Если вот так будешь везде останавливаться… Ладно, но будь настороже! Это может быть ловушкой.

Михаил победно ускорил шаг, чувствуя, как Азазель с неохотой тащится сзади.

Котел приближается с каждым шагом, весь из старинной черной меди, размеры позволили бы разместить человек десять, но над поверхностью кипящей воды появляется и снова скрывается одна-единственная голова с прилипшими ко лбу седыми волосами.

Михаил замедлил шаг, от котла несет жаром, а когда сделал еще шажок, понял, в котле не вода, а кипящее масло, что обжигает намного сильнее.

Грешник увидел их, развернулся, на худом скуластом лице отразилось изумление.

– Вы кто? – крикнул он сорванным от крика голосом. – Здесь уже давно никого!

– Просто гуляем, – быстро ответил Азазель, опережая Михаила. – Туристы-экстремалы. Как там в масле, здорово? Как сыр, верно?

Мужчина вскрикнул хриплым голосом:

– Допущена ошибка!..