Ночь с лучшим другом - Любовь Попова

— Посмотри на меня, — прошу, пока мочалку беру и к ноге прикасаюсь.

— Зачем?

— Ну… Накричи на меня… — я прекрасно понимал на что иду, но теперь не мог иначе. Потом бы было поздно. Сашка не из тех, кто будет с двумя трахаться. Или Алекс или я. Я эгоистично решил, что я.

— Зачем?

— Саша! — регулирую напор, сам начиная беситься. — Не делай вид, что я тебя изнасиловал!

— А как это называется!?

— А зачем ты тогда дала себя раздеть? Почему не остановила?

— Я не знаю! — все-таки срывается она на крик, взмахивает руками, и поскользнувшись, чуть не падает... Я ловлю её за секунду, обнимаю за талию, утыкаюсь в мягкий живот и замираю. Да, я виноват, но и ты не особо сопротивлялась. Но самое страшное, что я не знаю, смог бы остановиться, если бы ты сказала «нет» Держу в руках дрожащее тело, поднимаю голову к заплаканному лицу, невольно отмечая, что даже сейчас она невероятно хороша. Просто охуенная, если говорить честно. Она всегда такой была. Одна из тех, кому не нужны ухищрения. Она сама одно сплошное ухищрение.

— Ты слышала, что я сказал?

— Слышала.

— Ничего не скажешь..

— Я пытаюсь не умереть от раны, что оставил твой болт...

Ничего не могу с собой поделать и прыскаю со смеху, от чего Саша хмурится и даёт мне подзатыльник.

— Это не смешно! Мне было больно! Я думала меня на двое порвет.

— Ну я же извинился. Больше больно не будет… — говорю, пока она дергаться пытается, но я залезаю в ванную и располагаю ее на себе. Руками провожу между ногами, за что получаю ощутимый щелчок и ворчание:

— Доверяй мне…

— Я бы все же хотел услышать… — она должна ответить взаимностью. Иначе быть не может. Тем более, что ванна расслабит, снимет боль и мы снова пойдем в постель, чтобы она поняла, что плохо было только в первый раз. – Хоть что-то… Не молчи.

— Сволочь…

— А про мое признание…

— когда я предлагала быть вместе.. – начинает она с козырей и я кидаю в ответ:

— Я был шлюхой, если ты помнишь. Было бы не честно трахать после этого тебя.

— Потом ты сказал, чтобы я не думала, что ты в меня влюблен…

— Я солгал, думал, так будет лучше

— Почему? – успокаивается Саша и я знаю что в ее голове. Вопросы. А как бы было лучше?

— Думал, ты в Алекса влюблена. Он же такой положительный… Богатый.

— А теперь? – резко перебивает Саша, вдруг сжимая пою руку, что лежит на ванной.

— А теперь знаю, что нет. Меня ты любишь…

— Как самоуверенно…

— Это не так?

— Я не знаю, Мирон! Не знаю! Еще с утра я собиралась быть с Алексом, а теперь ты заявляешь мне такое. Я окончательно запуталась... — признаётся она, глубоко вздыхая, от чего её грудь поднимается над водой и я, не сдержав порыва, накрываю сводной рукой белый холмик. Она вздрагивает, стискивает мою руку сильнее, но не отталкивает.

— А так?

Но когда она молчит, я поднимаю руку, переплетаю наши пальцы. Она поднимает голову, от чего наши взгляды скрещиваются. Теперь сомнений нет, теперь я знаю, что она выберет меня. Всегда выберет меня...

И ее дрожащие губы выберут меня. Или как еще объяснить, что они сами тянуться за поцелуем. Сначала мягкий он превращается в настоящую катастрофу, и я нетерпеливо, поворачиваю ее в воде, прижимаю к себе крепче, пока язык скользит по ее губам, собирает слезы, рвется в рот. В груди снова поднимается густое, горячее чувство, давая выход слова, ответ на которые я теперь точно услышу.

— Я люблю тебя, Саш.

— Я, кажется, тоже тебя люблю... Мирон.

Поцелуй... Мягкий поначалу, он быстро становиться настоящим, влажным безумием. И я в центре него, будто бы боясь, что все может закончиться. Просто исчезнуть, как сладкий сон. Раствориться на задворках памяти, лишь время от времени всплывая неотчётливыми образами.

Но руки Мирона дают четкое понимание. Все реально. И звенящее, мучительное ощущение оргазма. И такое неподдельное «люблю» И боль проникновения.

Сейчас же он целует, каждым волнообразным движением языка, открыто заявляя на меня права. Побуждает все тело отзываться и тяготеть к единственно возможному владельцу. Тело словно спало, находилось в дреме, а сейчас начало пробуждаться и подсказывать, что ему на самом деле необходимо. Но Мирону подсказки не нужны. Он словно музыкант чрезвычайно отчётливо знает на какие клавиши давить, за какие струны дергать. Как тронуть между ног, чтобы похоть недавно покинувшая меня, как будто навсегда взметнулась с новой мощью.

— Господи, — мычу ему в губы, пока его пальцы заставляют волноваться воду, одновременно лаская клитор. Неторопливо, неспешно, подготавливая меня к тому, что вот-вот его рука ускорит вращательные движения. Что его проворные пальцы станут мягко проникать внутрь, поглаживая стенки влагалища изнутри. При этом твердые губы его даже не собираются останавливаться, постоянно продолжая ласкать, лизать, покусывать, пока тело заведенное с таким трудом не вспыхивает новым наслаждением, а я не сотрясаюсь в новом оргазме. Уже не таком сильном, но благотворно повлиявшем на жжение в промежности. Его практически не осталось.

— Легче? — узнаёт Мирон, и я только сейчас подмечаю, как нечто жёсткое тычется мне в спину. И почему-то становится весело.

— Кажется, только мне.

— У нас еще день и ночь впереди, я возьму с тебя с полна.

— Так счет два один в мою пользу?

— О да, — скалит зубы Мирон и я отмечаю, как маленькая ямочка образовывается у него на щеке. Как же много я в нем не замечала. Как же много я упускала, в поисках чего-то правильного. Но разве может быть что-то вернее ощущения полета, которое захватывает меня с каждой секундой в руках любимого.

— Вода уже холодная, — шепчет мне в губы Мирон. Странно, но я только сейчас это почувствовала. Подозреваю, что с ним и лава покажется раем.

Со смехом и шутками мы выбираемся из ванной, затем расстилаем диван и возвращаемся к просмотру любимого фильма. Только теперь между нами нет ни пиццы, ни страхов, ни сомнений. Мы прочно прижаты к друг другу и после окончания шумно спорим насчет магии и волшебства в целом.

— По моему здорово, что теперь люди верят в волшебство, в чудо. Это нередко позволяет не отчаиваться в самые тяжелые моменты.

— Да ну. Нужно своим умом жить, а не уповать в добренького Дамблдора. А даже если он поможет, то скорее всего потому что всегда имел тайный план.

— Ты отвратительный реалист, — смеюсь с него, и прижимаюсь крепче, целуя кожу на груди, которая тут же покрывается мурашками. Не знаю почему, но от этого в груди растет тепло. И от того, как Мирон перехватывает мои пальцы у себя на животе и ведет их вниз. Вынуждает обхватить свой член, словно позволяет изучать себя, но быстро убирает руку выше. А я и рада, мы еще все успеем. Теперь нам некуда торопиться.