Кобра и наложница - Бонни Вэнэк

Брат не разрешил бы так глубоко оскорбить своего брата.

Не почувствовав возникшей напряженности, де Морган встал и, отойдя немного в сторону, стал стряхивать крошки со своего льняного костюма. Взгляд Кеннета остановился на стоявшей на столе вазе с роскошными привозными фруктами. Апельсины и бананы. Ему в голову пришла идея. Он взял банан, поманил им Рамзеса и тихо сказал по-арабски:

— Сиди здесь. Дождись моего сигнала и тогда очисть его своим мечом.

В янтарных глазах Рамзеса засветился интерес. Де Морган возвратился под тент и снова сел. Опираясь на локти, Кеннет наклонился над столом.

— Вы говорите, что египтяне примитивный народ, месье Морган. Живя с Хамсинами, я убедился, что они отважны в бою, мужественны и презирают боль. А их оружие… бывает полезным и в обычной жизни. — Он сделал театральную паузу.

Рамзес достал свой острый меч и поднял его над головой, любуясь лезвием. Глаза его сияли от радости.

— Как я уже сказал, эти воины бесстрашны. Они безжалостные бойцы, обученные убивать своего врага. По окончании учения их подвергают испытанию, чтобы они подтвердили свой статус мужчины. — Скрывая усмешку, Кеннет продолжал: — Это испытание — обрезание, — весело сообщил он французу. — Болезненная операция. Но именно она подтверждает, э, стойкость и мужество у нас, воинов.

Рамзес начал очень медленно и аккуратно снимать, своим мечом шкурку с банана.

— Для этой процедуры используется очень острое лезвие, а воин должен стоять совершенно неподвижно. Одно движение — и…

Меч в руках Рамзеса дернулся и оставил в банане глубокий след. При этом с губ Рамзеса слетело английское ругательство. Де Морган побледнел. Кеннет готов был поклясться, что у француза побелели даже кончики усов.

— Воинов племени Хамсинов учат терпению, — добавил Кеннет. — А женщины утверждают, что такая процедура делает любовь египетских воинов, подвергшихся ей, более приятной. Значительно более приятной, чем любовь необрезанных европейцев. — И он острым взглядом пронзил глаза испуганного француза.

Хитро усмехаясь, Рамзес с наслаждением стал есть очищенный банан. Француз выглядел совершенно больным.

Рамзес взял другой банан и предложил его де Моргану. Археолог вытер вспотевшее лицо носовым платком и покачал головой, бормоча извинения. Сославшись на необходимость посмотреть за рабочими, он вскочил со стула и убежал. Кеннет сел на его место и покатился со смеху. Рамзес присоединился к нему, протягивая еще один банан.

— Банан? Женщины очень любят их, — подмигнул он.

— Только если они обрезанные, — в тон ему ответил Кеннет, и они снова расхохотались.

* * *

Одетая в свою обычную одежду цвета индиго: синий кафтан и широкие шаровары, с голубым шарфом на голове, Бадра внимательно изучала лагерь, чтобы найти того участника раскопок, который украл то первое ожерелье. Рашид, Джабари и Рамзес расположились под тентом.

Шейх и его телохранитель мешали ей. Джабари рассказал, что они с Кеннетом помирились и Хепри теперь хочет посетить место раскопок и посмотреть, как идут работы. Но взгляд шейха, когда он объяснял это ей, заставил ее нервничать. Встреча с вором на глазах у них требовала всего его мужества.

Высокий тощий египтянин, одетый в длинную, до пят, с яркими голубыми полосами тобу, в белом тюрбане, криво сидевшем на его голове, заметил ее и слегка кивнул головой. Бадра напряглась и в ответ тоже едва кивнула. Это был тот самый человек, с которым ей нужно было встретиться. Следовало быть очень осторожной, иначе весь ее тщательно продуманный план сорвется.

Или хуже того, она должна будет сплести для Кеннета правдоподобную историю о египетском ожерелье, да такую, чтобы он поверил в нее.

Бадра вытерла о кафтан свои липкие от пота руки, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Сдерживая волнение, она быстро обернулась и почти столкнулась с тем человеком, которого она никогда бы не смогла обмануть. Перед нею стоял Кеннет.

Он протянул руки и остановил ее, глядя на нее сверху вниз. Бадра чуть не уткнулась в его грудь, обтянутую белоснежной рубашкой, потом подняла голову, чтобы поздороваться с ним.

— Привет, Бадра, — спокойно сказал он.

Она взглянула в его мрачное лицо. Его голубые глаза словно пронзали ее насквозь.

Не отрывая взгляда, она смотрела на его волосатую грудь, видневшуюся сквозь расстегнутую свежую рубашку, и вспоминала, как ночью его пальцы ласкали ее грудь, заставляя ее тело изгибаться и волноваться от страстного желания. Но у нее все еще не хватало мужества отдаться на волю страсти, утолить наконец свое желание — и просто любить Хепри без всякого страха, без оглядки на прошлое…

— Почему ты здесь? — спросил он.

Она широко улыбнулась.

— Меня пригласил Жак де Морган, чтобы сделать зарисовки раскопок. А как дела у тебя? Ты что-нибудь читаешь?

Между ними возникло напряжение, такое же густое и тяжелое, как зной в песчаной пустыне. Бадра тяжело вздохнула:

— Кеннет, о том, что произошло в Англии…

Горячая волна бросилась ей в лицо, она покраснела и не знала, как начать. Чувство глубокого стыда и вины мучили ее. Упорный взгляд его пронзительных голубых глаз, лишенный какого-либо чувства, откровенно изучал ее. От волнения у Бадры сел голос:

— Я думаю, что мы оба можем забыть об этом и жить дальше, как будто ничего не произошло.

— Я не могу. Что тогда произошло, Бадра? Почему ты меня оттолкнула?

Выражение его лица оставалось бесстрастным, как будто бы он все еще был воином племени Хамсинов. Или английским герцогом, сдержанным в своих эмоциях благодаря полученному воспитанию и культуре. Она не могла признаться в том, какая жестокая жизнь была у нее в прошлом, почему всякий раз, когда он дотрагивался до нее, она испытывала ужас и стыд.

— Что ты имеешь в виду? — протестующим тоном вопросом на вопрос ответила она.

Бадра утрировала свое удивление, потому что боялась, что он услышит бешеное биение ее сердца. Кеннет возвышался над ней, как высокая известняковая колонна в одном из храмов, крепкая, массивная и величественная.

— Бадра, ты боялась меня? — мягко спросил он.

В какой-то момент ей отчаянно захотелось рассказать ему все, во всем признаться человеку, который поклялся защищать ее. Доверить ему все свои сексуальные страхи. Рассказать правду о Жасмин. В следующий момент ее решимость испарилась, ушла, как вода в песок. Она должна сама сделать все, чтобы освободить свою дочь. Масуд предупредил ее, что если она обо всем расскажет герцогу, Жасмин тотчас же продадут, и девочка будет навсегда потеряна для нее. Нет, необходимо как-то оттолкнуть Кеннета. Если же он поймет, что она приехала сюда для того, чтобы найти ожерелье… Бадра набралась решимости сказать ему те обидные слова, которые, ока знала, ранят его.

— Помнишь ту звездную ночь в пустыне, когда ты поцеловал меня?