Кобра и наложница - Бонни Вэнэк

Его вопрос разбередил ей душу.

Несколько лет назад он так же расспрашивал ее. Но тогда, спасибо Джабари, что он вмешался и избавил ее от необходимости отвечать.

Если Кеннет узнает правду, его пытливый взгляд станет мягким от жалости. Она бы не смогла вынести его жалости или своего собственного унижения. Нет, ни за что не откроет она ему постыдную тайну своего прошлого!

Те времена давно прошли. Она боялась воспоминаний. Ее жизнь изменилась к лучшему, и она гордилась своими достижениями. Если Кеннет начнет сочувствовать ей, все эти ее замечательные достижения рассыплются в прах, разбитые молотом ее мучительного прошлого. За все годы, что Бадра знала Хепри, она никогда не лгала ему. Даже тогда, когда отказалась выйти за него замуж. Когда он просил ее выйти за него, она сказала:

— Я не испытываю к тебе тех же чувств, какие ты испытываешь ко мне, Хепри.

И это была абсолютная правда. Она не могла продемонстрировать такую же силу чувств, такую же жаркую страсть, какая горела в его глазах. Когда он держал ее в своих объятиях и целовал, она не могла отвечать ему той же страстью. Она слишком любила его, чтобы ранить его сердце. Выйти замуж без всякой страсти, только чтоб выполнять его волю? Снова быть покорной рабыней, не испытывая восторга и наслаждения, о которых говорила Элизабет?

О нет! Ее сердце было иссушено, как песок пустыни. И поэтому после их свадьбы из его черного шатра не было бы слышно слетающих с ее губ вскриков удовольствия, если бы он сделал ее своей женой и наконец получил бы свой долгожданный приз. Зачем ему слышать только крики ужаса и борьбы, как это было в Англии, когда он своим могучим телом накрыл ее?..

Бадра подняла глаза и впервые в своей жизни солгала ему:

— Бил ли меня Фарик? Никогда.

Кеннет откинулся назад, чувствуя облегчение и удовлетворение от однозначности и прямоты ее взгляда и ответа. Ему была непереносима мысль о том, что этот ублюдок терзал нежную кожу Бадры своим кнутом. Если бы он узнал, что Фарик причинял ей боль, он бы завыл от ярости так, что его голос долетел бы до небес.

Но, оказывается, шейх Аль-Хаджидов этого не делал. Кеннет успокоился. Бадра раскатала тесто и стала маленьким ножом аккуратно резать его на кусочки, скатывая их в треугольники.

Он с интересом наблюдал за ней.

— Это похоже на пряники.

Ее щеки слегка порозовели:

— Да, похоже. Я привыкла к ним в Англии. Повар лорда Смитфилда был так добр, что поделился со мной своим рецептом. Я уже делала их вчера. — Достав из жестянки испеченный пряник, она протянула его Кеннету.

Он обожал эти пряники. Это была единственная английская еда, которую он действительно любил. Чтобы не обидеть ее, Кеннет немного откусил. Восхитительный вкус меда, миндаля и сахара наполнил его рот. Он откусил еще и с аппетитом разжевал.

Она выжидательно смотрела на него. Он проглотил.

— Английские пряники с египетским вкусом. Фантастика! Восхитительно!

Мягкая улыбка тронула ее губы. Очарованный, он сразу же забыл о пряниках. В углах ее рта он увидел прилипшие к ним маленькие коричневые кусочки.

— У тебя на губах сахар, — сказал он.

Он подошел к ней, и большим пальцем руки провел по ее губам, следуя их восхитительным изгибам.

Вспыхнувшая в ее глазах осознанная страсть окрасила ее глаза в черный цвет. Ее губы раскрылись, и из них вырвалось легкое дыхание. Воодушевленный призывом, Кеннет большим пальцем руки погладил верхний изгиб ее рта.

Чтобы слизать с губ крошки сахара, она высунула язык.

Желание зажгло его кровь. В этот момент он все понял. Бадра солгала ему. То, что могло произойти в Англии, не было бы простым совокуплением. Господи, он желал ее! А она желала его! Он обнял ее гибкую шею, наклонив ее голову к се6е, плененный гипнотическим притяжением ее чувственности.

Но она оттолкнула его, мягко, но решительно. Кеннет сощурил глаза и отпустил ее. И затем пошел к Джабари и Рамзесу, которые были заняты игрой, гораздо менее сложной, чем та, которую вела с ним Бадра.

Ужин вышел восхитительный, несмотря на то что Бадра была очень тихой. Кеннет все свое внимание сосредоточил на том, чтобы восстановить прежние отношения с Джабари и Рамзесом, которые занимали его рассказами о правителях древности, а он развлекал их историями из жизни английских аристократов.

Рашид во время ужина не проронил ни слова. Огонь костра выхватывал из темноты его хмурое, настороженное лицо. Искры костра взлетали вверх в бархатную темноту ночи, и в какой-то момент Кеннет понял, что уже поздно.

Он поднялся, вежливо поблагодарил всех за угощение и сказал, что пойдет в свой шатер. Когда он шел, его инстинкт воина подсказывал, что надо быть начеку.

Неожиданно перед ним возник рабочий, поздоровался и попросил разрешения говорить.

— Моя очередь караулить этой ночью. Нужно следить за чем-то конкретно? — спросил он с чувством собственной значимости, сжимая пальцами винтовку.

Белый его тюрбан был слегка сдвинут набок. Он был в длинной до пят тобе, с яркими голубыми полосами.

— Только внимательно смотри по сторонам и разбуди меня, если заметишь что-нибудь необычное, — посоветовал Кеннет и кивнул, когда караульный зашагал по направлению к гробнице.

Сделав вид, что устраивается в своем шатре на ночлег, он потушил лампу и стал ждать. Сегодняшняя ночь была решающей. В этом он был уверен.

Бадра украдкой выскользнула из своего шатра, как воин Хамсин, готовящийся к набегу на лагерь противника. Через плечо она перекинула богато изукрашенный мешочек, который сама выткала на своем ткацком станке. Спускаясь по ступенькам к гробнице, Бадра давала своим глазам возможность после тьмы ночи привыкнуть к тусклому свету нескольких светильников, горевших внутри.

Ее башмаки из мягкой кожи зашуршали на ступеньках, когда она торопливо спускалась вниз к галерее, в которой днем проводились раскопки. Внутри гробницы ее встретил тот худой рабочий, который должен был ей помогать. При ее появлении он сначала встревожился, а потом улыбнулся.

— Я буду ждать тебя наверху, — прошептал он и затем бесшумно вышел.

Ее мучило сознание вины. Те, кто грабил могилы знаменитых покойников, таким образом обкрадывали не только мертвых, но и сам Египет. Среди этих искусно выдолбленных в скале стен находилось то, что принадлежало и ей — как наследнице прошлого.

Не нужно думать об этом. Даже если ее собственная совесть восстает против того пути, который она выбрала, прежде всего она должна заботиться о благополучии Жасмин. Ни сомнения, ни чувство вины, которое она испытывала постоянно, не помогут спасти ее дочь.

На ней был кафтан цвета индиго. К поясу ремнем поверх нижних турецких шаровар был привязан маленький кривой меч, так называемая джамбия. Это был меч Кеннета, тот самый, которым он порезал себе пальцы в тот день, когда она отказала ему. Она сохранила его, эту единственную вещь на память о человеке, которого втайне любила и который бы отдал свою жизнь, чтобы защитить ее.