Дочь торговца шелком - Дайна Джеффрис

– Но он ошибся?

– Стало неестественно тихо. Я ослушалась его и, когда пошла наверх… – Лиза молча посмотрела на Николь. – Ты уверена, что хочешь это услышать?

Николь кивнула.

– Chérie, кровь была повсюду. Я вызвала доктора и, конечно, помогла ребенку появиться на свет. Но для твоей матери было слишком поздно. Она потеряла много крови. Прибыл врач, заторопился в спальню вместе с твоим отцом, но она уже умерла.

У Николь перехватило горло.

– Чувство вины совершенно его раздавило.

Николь зажмурилась и вжала кулак в ладонь другой руки.

– И понятно почему.

– Это его сильно изменило. И всех нас.

Последовала тишина, но Николь хотела знать больше.

– Что сказал доктор? Мог ли он спасти ее, если бы его вызвали раньше?

– Возможно. Он сказал, что сразу отвез бы ее в больницу, но не мог гарантировать, что она выжила бы.

– Это не моя вина, да?

– Вовсе не твоя. Ты была младенцем. Если кого и следует винить…

– Так это моего отца.

У Николь заложило уши, она будто снова тонула. Знай она все это раньше…

– Я хотела, чтобы он взял тебя на руки, но он даже не посмотрел в твою сторону. Ты была такая крохотная, и я опасалась за твою жизнь. Наверное, ты напоминала ему о том, что он натворил.

Николь не могла мыслить ясно.

– В доме началась неразбериха. Твой отец пропадал по несколько дней кряду, иногда брал с собой Сильвию. Кому-то следовало заниматься ежедневными делами, и я держала тебя на кухне возле себя, пока ты чуть не подросла. Жених не стал меня дожидаться.

– Должно быть, ты сердилась на меня.

– Что ты, дорогая. – Лиза посмотрела на нее. – Никогда в жизни. Ты была такой милой. И забавной. Я воспитывала тебя, как своего ребенка.

Николь смахнула с глаз слезы.

– Но горничная наверняка знала, что моя мать беременна.

Лиза кивнула:

– Мне очень жаль.

– Тебе не за что извиняться. Но Сильвия всегда считала, что мама умерла из-за меня. И никогда не давала мне это забыть.

– Сильвия видела, как относился к тебе отец. Он держался на расстоянии, даже когда ты стала постарше, и не проявлял к тебе интереса.

– Я всегда это чувствовала.

– Очевидно, что ему все же пришлось признать факт твоего существования, но ваши отношения испортились. Сильвия уверилась в том, что ты виновата в смерти матери и отец поэтому тебя ненавидит. Она просто переняла его манеру поведения.

– Почему ты раньше мне этого не говорила?

Лиза покачала головой:

– Я не вправе вмешиваться.

У Николь закружилась голова, и девушка со злостью ударила кулаком по стене.

– Мне очень жаль Сильвию, – добавила Лиза. – Она была слишком мала, когда потеряла мать. Это сильно сказалось на ней и повлияло на всю ее жизнь.

– Жаль ее! – вновь вспыхнула Николь. – Ты ведь знаешь, что даже в детстве она заставляла меня почувствовать себя ненужной.

– Знаю.

– Именно она всегда была королевой улья. Звала погулять в компании своих друзей, а в последнюю минуту, когда моему счастью не было предела, говорила, что передумала. Меня все время оставляли без внимания.

– Почему ты ничего не говорила отцу?

Николь покачала головой:

– Какой в этом смысл? Он бы никогда не принял мою сторону. Не поверил бы.

– Что ж, злиться можно только на твоего отца. – Лиза положила ладонь ей на руку. – Позволь тебя кое о чем спросить. Кем тебе больше нравится быть – самой собой или Сильвией?

Николь удивленно посмотрела на кухарку:

– К чему этот вопрос?

– Ты хоть раз задумывалась? Понимаешь ли ты, насколько твоя сестра ранимая личность?

Но Николь не унималась:

– Меня это не заботит. Из-за нее я не была счастлива.

– Интересно, какими бы вы стали, останься ваша мать в живых.

Николь любила сестру, но для себя поняла: за ангельской внешностью Сильвии скрывалось то, с чем она больше не хотела иметь дело. Девушка устала винить себя в смерти матери и стыдиться себя, как и сдерживаться.

– Отец хоть когда-нибудь меня любил? – спросила Николь, набравшись смелости произнести эти слова вслух.

– Он пытался. Я в это верю.

– Пытался, значит.

– Думаю, он все же тебя любит, только по-своему. Когда он женился, то понятия не имел, как все сложится. Он хотел сохранить пост, а брак не слишком этому способствовал. Твое существование стало постоянным напоминанием о тех проблемах. А люди вроде Жиро – не друзья твоему отцу.

До сегодняшнего дня семья была для Николь важнее всего. Если раньше она пыталась подстраиваться, то теперь рассеялась иллюзия «французской» жизни и образа той, кем она не могла стать. В каком-то смысле она вздохнула свободнее. Николь всегда надеялась на светлое будущее: что однажды отец и сестра полюбят ее так же, как она любит их. Теперь она отпустила подобные мысли. Ее прежняя жизнь ускользала, что делало ее только сильнее. Да, она жила среди французов, но не была одной из них, поэтому не имело смысла цепляться за их мир. Из дорогих ей людей осталась лишь Лиза. Прежде Николь думала, что не вынесет разлуки, но сейчас испытывала лишь облегчение, пусть и не знала, что ждет ее впереди. Она пообещала себе поступить так ради мамы, если ничего другого ей не оставалось. Николь заглушила в мыслях слабый голосок – он настойчиво твердил, что Сильвия тогда тоже была маленькой девочкой.

Николь проснулась с мокрыми от слез щеками. Из сна она запомнила лишь золотистую пагоду, окруженную ярко-синими бабочками, и воздух, наполненный благовониями. Затем эхом донесся голос Чана. Оставался день до назначенной встречи, и Николь искала случай сбежать.

Два дня она не могла прогнать из головы навязчивый образ горничной в постели отца, пока мама ходила беременной. Когда Лиза принесла завтрак, Николь призналась, что ее всю ночь тошнило. Поняв, что кухарка сможет ей помочь, девушка вызвала рвоту, потом смочила полотенце горячей водой. Подгоняемая злостью, она то и дело нагревала его и прикладывала к лицу. И так полчаса.

Лиза заметила в комнате неприятный запах и потрогала ее лоб.

– Ты и впрямь горячая. Может, что-нибудь съешь?

– Я не смогу. Лиза, мне нужно на воздух. Уверена, там мне полегчает.

Кухарка уперлась руками в бока и нахмурилась:

– Я дала слово твоему отцу.

– Прошу, позволь мне спуститься на кухню. Запри дверь и просто открой окно в чулан. Оно такое маленькое, что там никто не пролезет. К тому же я слишком ослабла для побега.