Комонс II. Игра по чужим правилам - Борис Батыршин

Я наклонился и пошарил под креслом. Действительно, там обнаружились части «ИЖака», завёрнутые в промасленную тряпку. Ну, конечно – Карменсита знала, где я его храню, и, уезжая по моему вызову, со спецдачи, прихватила оружие с собой.

– А ты что же, безоружная?

– Чешский CZ с глушителем. Но, думаю, не понадобится – судя по тому, что вы рассказали, этот тип – просто idiota de los cojones[7], да и приятель его такой же дешёвый рajiera[8]. Надеюсь, обойдёмся без стрельбы.

Спрашивать, успела ли Кармен доложить о наших неприятностях Генералу, я не стал. Дядя Костя не раз говорил, что мы можем в непредвиденных случаях полагаться на кубинку, как на него самого. А значит – сегодняшняя коллизия находится в пределах её «полномочий», а генералу она доложит уже потом, когда всё разрешится.

Вот и хорошо, подумал я с мстительной злобой. Кто бы ты ни был, Гарик, тебя ждёт оч-чень неприятный сюрприз…

– Похоже, не врёт. – Карменсита защёлкнула обрез. – Деньги в доме есть?

– Ефть, мнофо… – засуетился Гарик – Вшё офтам, фолько не уфифайте…

Кубинка наклонилась и распустила узел у него на лодыжках.

– Пойдём, покажешь. И без глупостей, стреляю сразу.

Гарик поковылял в соседнюю комнату – связанные за спиной руки мешали, и кубинке раза два пришлось подхватить его под локоть, чтобы не упал. Подстреленный фарцовщик червяком извивается на полу, вокруг колена разлилась лаково-красная лужа. Илзе, спрятав лицо у Аста на груди, тихо скулит, он сам он не отводит взгляда от белого, как сахар, обломка кости, торчащего из раны. Бледен, как бумага, капельки пота на лбу, бровь подёргивается, пальцы рук на спине Илзе дрожат. Как бы не вывернуло с непривычки…

Кубинка с Гариком отсутствовали минут пять, а когда вернулись – в левой руке у него был плоский чемоданчик-дипломат.

– Это точно всё?

– Ффё! Её-фогу, ффё!

Я отвёл глаза – не хотелось видеть плещущуюся в его глазах безумную надежду – а вдруг помилуют, оставят жизнь? Извини, парень. Не в этот раз.

– Вот и хорошо, что всё. А ну-ка, повернись…

Гарик повернулся и Кармен ловким тычком поставила его на колени. Фарцовщик заголосил, и Карменсита ткнула его ногой в поясницу. Гарик умолк, только крупно, всем телом дрожал.

– Иди-ка сюда…

Кубинка сделала приглашающий жест Асту, и когда тот подошёл, протянула ему «ИЖак» рукоятью вперёд.

– В затылок. Только смотри, не забрызгайся.

Гарик взвыл белугой – из-за выбитых зубов слова сливались в сплошное шипение, бульканье и вой. Серёга вытаращил глаза.

– Нет-нет… я не могу… почему я?

– А кто? Глаза кубинки сузились, превратившись в змеиные щёлочки. – Кто должен за тобой подтирать? Сообщил бы с самого начала, как положено – решили бы вопрос тихо, и никто бы не пострадал. Ну, может, руку сломали бы этому придурку… А теперь уж не жалуйся.

И, понизив голос до шёпота, добавила:

– Пора взрослеть, компаньеро Серхио. Не трусь, это только в первый раз страшно.

– Можно мне?

Илзе шагнула вперёд.

– Этот гад меня… он… они…

– Изнасиловали? – тихо подсказала Кармен.

– Нет. – Девушка чуть ли не шипела от ярости. – Эти двое – гомики, извращенцы. Раздели меня, связали проводом и принялись развлекаться друг с другом на моих глазах. А потом тот, второй, плёткой стегал и соски защемлял такими… прищепками железными, с зубчикам, знаете? А этот, – она с отвращением кивнула на скулящего в смертной тоске Гарика, – трусы свои спустил и онанировал. А потом поставили меня на колени и потребовали, чтобы я у них у обоих… ртом…

Девушка всхлипнула. Обрез в руках Аста отозвался хлопком. Из простреленной головы фарцовщика на стену брызнул багровый фонтан.

– Joto de los cojones![9] – Карменсита с отвращением сплюнула. Отобрала у Серёги оружие, старательно, носовым платком, вытерла, перезарядила.

– На, держи. Не передумала?

– Ни за что!

Илзе, упрямо сжав губы, наклонилась к раненому фарцовщику. «ИЖак» снова кашлянул, тело дёрнулось и обмякло.

– Вот и отлично.

Она достала из кармана прозрачный пакет, опустила в него обрез, завязала.

– Теперь вот что…

Палец её упёрся в Илзе.

– Чтоб к утру духу твоего не было в Москве. Есть, куда поехать?

– Можно к родителям, в Ригу… – неуверенно ответила Илзе. Голос у неё дрожал, но держалась «снежная королева» неплохо. – Ещё можно к тётке на хутор под Даугавпилсом. – Но я не понимаю, по какому праву вы?… У меня институт, скоро репетиции начинаются к курсовому спектаклю…

– Ты смотри, о правах вспомнила!.. – Карменсита усмехнулась. – Вот где теперь твои права, вместе с твоими же отпечатками. Вздумаешь ерепениться…. ну да ты взрослая девочка, сама должна понимать…

И продемонстрировала побледневшей девушке упакованное орудие убийства.

– Вернёшься домой – отошлёшь по почте в деканат заявление на академический отпуск. Или перевод оформи, у вас там наверняка есть подходящий ВУЗ. Короче, захочешь – найдёшь способ, но в столице не вздумай появляться, минимум, год. А чтоб совсем обидно не было – вот, держи!

Кубинка раскрыла «дипломат», извлекла две пачки зелёных пятидесятирублёвок, перетянутых аптечными резинками, и протянула латышке. Та приняла – машинально, не очень понимая, что делает.

– Ну, кажется всё?

Она огляделась, потыкала трупы носком туфли.

– Эугенито, принеси с кухни бидон с растительным маслом. Ещё пошарь в кладовке под лестницей – может, найдутся свечи, керосин, растворители для краски? Что-то засиделись мы тут, нехорошо…

1979 г., 1 октября,

Москва, центр.

День, которого ждали.

Эскалатор вынес меня наверх, в обрамлённый колоннами павильон станции «Кировская» – будущие «Чистые пруды». Стрелки на циферблате часов, висящих на ближайшем столбе, показывают семнадцать тридцать две. Можно не торопиться – Главпочтамт в двух шагах, на улице Кирова, идти до него никак не больше трёх минут. Я обошёл павильон, пересёк трамвайную линию и уселся на полукруглой скамейке возле памятника Грибоедову. Слева, за низкими гранитными ступенями шумел Чистопрудный бульвар, в оставшейся от ночного дождя луже купались воробьи и играли с игрушечным корабликом карапузы. Оставалось время привести в порядок мысли и напоследок, ещё раз, обдумать ситуацию.