Бархатная клятва - Джуд Деверо

— Я был бы самым большим глупцом, если бы ушел, — произнес он и провел губами по ее шее.

Элис откинула голову и гортанно засмеялась, ее, ногти опять погрузились в спину Джослина. Она хотела, чтобы он овладел ею как можно быстрее, чтобы его движения были как можно более резкими и он применил всю силу, на которую был способен. Джослин знал, что делает ей больно, и чувствовал, что она от этого испытывает наслаждение. Однако он не получил никакого удовольствия — их соитие превратилось в удовлетворение мазохистских потребностей Элис. Но он подчинялся ей, ни на минуту не забывая о своем намерении завтра же покинуть и ее саму, и ее дом.

Наконец она застонала и оттолкнула его от себя.

— Теперь иди, — приказала она и откатилась.

Джослину стало жалко ее. Что же у нес за жизнь без любви? Ведь она никогда не будет любима, потому что сама никому не отдает свою любовь. — Ты действительно доставил мне удовольствие, — тихо проговорила она, когда он уже был у двери. Он видел следы от своих пальцев, оставленные на ее шее, и чувствовал боль в спине в тех местах, где были ее ногти. — Я увижу тебя завтра, — объявила она напоследок.

"Ни за что, если удастся бежать», — сказал себе Джослин, направляясь вдоль темного коридора. — А вот и ты, парень! — воскликнул Эдмунд Чатворт, распахнув дверь своей спальни, откуда в темный коридор хлынул поток света. — Что ты здесь делаешь, почему ты вдруг ночью вздумал слоняться по замку?

Джослин с беспечным видом пожал плечами и подтянул чулки, давая понять, что ходил по нужде.

Эдмунд некоторое время пристально смотрел на юношу, потом перевел взгляд на комнату жены. Он собрался было что-то сказать, но передумал, как бы решив, что проблема не стоит обсуждения.

— Ты можешь держать язык за зубами, парень?

— Да, милорд, — осторожно ответил Джослин.

— Я имею в виду не мелочь — я говорю кое о чем важном. Тебя ждет мешок золота, если будешь молчать. — Его глаза превратились в щелочки. — И смерть, если проболтаешься. Сюда, — добавил он, отступив в сторону, и налил себе вина. — Кто бы мог подумать, что пара тумаков убьют ее?

Джослин сразу же направился к кровати. На дальнем краю лежала Констанция, ее лицо было разбито и изменилось до неузнаваемости, порванная одежда клочьями болталась на талии. Ее кожа была покрыта царапинами и небольшими порезами, огромные шишки вспухли на руках и плечах.

— Такая юная, — прошептал Джослин и тяжело опустился на колени.

Глаза девушки были закрыты, в волосах запеклась кровь. Подтянув ее к себе и взяв на руки, Джослин почувствовал, как холодна ее кожа. Он осторожно убрал волосы с безжизненного лица.

— Эта чертова сука вздумала сопротивляться мне, — заявил Эдмунд, остановившись рядом с Джослином и глядя на свою любовницу. — Сказала, что лучше умрет, чем снова ляжет со мной в постель. — Он усмехнулся. — В общем-то, я дал ей то, что она хотела. — Он одним глотком выпил остатки вина и вновь наполнил кубок. Джослин не решился поднять на него глаза. Его руки, скрытые телом девушки, сжались в кулаки. — Вот! — произнес Эдмунд, швырнув Джослину кожаный, мешок. — Я хочу, чтобы ты избавился от нее. Привяжи пару камней и брось ее в реку. Только позаботься, чтобы никто не узнал о том, что случилось здесь сегодня ночью. А то могут возникнуть кое-какие проблемы. Я скажу, что она вернулась в семью. — Он отхлебнул из кубка. — Проклятая мерзавка. Она не стоила тех денег, которые я потратил на то, чтобы одеть ее. Только тумаками я мог добиться от нее хоть какой-то реакции. Все остальное время она лежала подо мной как бревно.

— Тогда почему вы держали ее при себе? — тихо спросил Джослин и снял свой плащ, чтобы завернуть в него тело девушки.

— Все из-за ее чертовых глаз. В жизни не встречал ничего более красивого. Даже видел их во сне. Я приставил ее к своей жене, чтобы она докладывала мне, куда та ходит, но девчонка оказалась плохой шпионкой. Никогда ничего мне не рассказывала. — Он хихикнул. — Думаю, Элис била ее, чтобы быть уверенной, что она не донесет на нее. Итак, — заключил Эдмунд, отвернувшись от Джослина, — тебе уже заплатили. Унеси ее. Можешь сделать с телом что захочешь.

— Священник…

— Этот пустомеля? — расхохотался Эдмунд. — Даже сам архангел Гавриил не смог бы разбудить старика после того, как тот принял свою вечернюю кружку зля. Если хочешь, прочитай над ней молитву сам — но чтоб больше никого! Ты понял? — Он был вынужден довольствоваться кивком Джослина. — А теперь убирайся. Мне надоело смотреть на ее уродливое лицо. — Джослин, который продолжал молчать и ни разу не взглянул на Эдмунда, поудобнее перехватил Констанцию. — Эй, парень, — удивленно воскликнул Эдмунд, — ты забыл золото. — Он бросил мешочек на живот трупа.

Джослин едва удержался, чтобы не поднять глаза. Если бы граф увидел горевшую в них ненависть, Джослин не дожил бы до утра и тогда не смог бы сбежать. Не промолвив ни слова, он вышел из комнаты и, спустившись по лестнице, вышел в звездную ночь.

Жена конюха, толстая, беззубая старуха, к которой Джослин относился с исключительным почтением и даже любовью, пустила его жить в крохотную комнатушку, расположенную над стойлами и окруженную сеновалами. Там было тепло, тихо и уединенно — мало кто знал о существовании этого помещения. Джослин решил отнести тело Констанции к себе, обмыть его и подготовить к погребению. Завтра он вынесет ее из замка и похоронит в соответствии с христианским обрядом. Ему, конечно, не удастся положить ее тело в освященную землю на церковном дворе, зато она будет лежать в чистой и свободной земле, не оскверненной зловонием замка Чатворт.

Добраться до его комнатки можно было только поднявшись по лестнице, приставленной к внешней стене конюшни. Осторожно перекинув Констанцию через плечо, Джослин поставил ногу на первую ступеньку.

Оказавшись наверху, он опустил тело девушки на мягкое сено и зажег свечу. Когда она лежала в комнате Эдмунда, ее вид шокировал его, теперь же он пришел в ужас. Джослин намочил в ведре тряпку и принялся смывать с ее лица запекшуюся Кровь. Он даже не почувствовал, что на его глаза навернулись слезы, когда дотронулся до огромной опухоли. Взяв нож, он срезал остатки одежды и стал протирать ее тело.

— Такая юная, — прошептал он, — и такая красивая.

Она действительно была очаровательна, во всяком случае раньше, но даже сейчас, после смерти, ее тело сохраняло свою стройность и упругость, несмотря на то что из-за страшной худобы сквозь кожу выпирали ребра.

— Пожалуйста. — Это слово было произнесено так тихо, что Джослин едва расслышал. Он повернулся и увидел, что глаза девушки открыты, — вернее, один глаз, потому что второй опух. — Воды, — произнесла она разбитыми губами.

Первые несколько мгновений он недоверчиво таращился на девушку, потом радостно улыбнулся.

— Жива, — проговорил он. — Жива. — Он поспешно налил разбавленного водой вина, подложил руку под голову Констанции и поднес к ее губам кружку. — Медленно, — сказал он, продолжая улыбаться, — Не торопись.