Банда возвращается - Андрей Воронин

– Пройдемте в мой кабинет, – пригласил его Зацепин. – Як вашим услугам, но очень прошу, ограничимся минимумом. Я сегодня с ума сойду.

Александр не возражал:

– У меня к вам сотни две вопросов, из них очень важных – десяток.

Зацепин сел за стол, указал гостю место напротив:

– Я весь во внимании. Отвечать буду по-военному коротко и ясно.

Банда открыл свой блокнот:

– Вы знакомы с Глушко?

– Вне всякого сомнения.

– По-военному коротко и ясно ответ звучал бы: «да», – Бондаровичу успела надоесть вся эта суматоха.

– О, простите, это моя беда – чрезмерная витиеватость. Итак, «да»!

– Что он за человек?

Зацепин начал с задумчивым видом покачиваться в своем кожаном крутящемся кресле:

– Чертовски талантливый мерзавец, к тому же совершенно растленный.

Банду всегда раздражала привычка телевизионщиков раскачиваться в своих креслах; он, бывало, даже переключался на другой канал, когда видел в какой-нибудь телепередаче, как некий умненький интервьюер раскачивается и раскачивается и за этим «делом» задает вопросики (аттракцион, ей-Богу!); но в данную минуту Александр никак не мог переключиться на другой канал, приходилось терпеть дурную привычку благообразного Зацепина:

– Про талант мне понятно, а вот на вопрос, способен ли Глушко на убийство, я хотел бы знать ответ.

Зацепин задумался и, будто почувствовав внутренний импульс Бондаровича, перестал раскачиваться:

– Глушко очень нервный и вспыльчивый тип. Непостоянный в привязанностях, часто непоследовательный…

– Неуживчивый?

– Подвержен настроениям, гневлив, я бы сказал. Был такой случай, когда он бросил в Виктора стакан.

На Банду это как будто не произвело особого впечатления:

– Что сделал Смоленцев?

– Выбросил его из кабинета, – Зацепин поставил перед Александром на стол пустой стакан – для вящей наглядности, должно быть. – Но согласитесь со мной: одно дело бросить стакан, а другое – утюг, тем более, намеренно ударить по голове. Стакан не нес серьезной угрозы Смоленцеву, скорее, это были эмоциональная разрядка и оскорбление.

Александр был примерно того же мнения; спросил:

– С кулаками он кидался когда-нибудь на людей?

– Бывали случаи.

– Угрозы?

Зацепин Сергей Михайлович начал отдуваться, как будто ему стало жарко:

– Сколько угодно.

– Да, неутешительно для Глушко, – Бондарович бросил рассеянный взгляд за окно. – Слишком уж импульсивен… В чем заключалась причина конфликта?

– Воровство.

– Из карманов? – лукаво прищурился Банда. – Не так по-солдатски, пожалуйста.

Сергей Михайлович опять начал покачиваться в кресле:

– Именно из карманов, из карманов всей «Молодежной».

– Интересно…

– Он договаривался с компанией на деньги, на бартер, за какие-то услуги, потом выяснялось, что он с них умудрялся получать наличными некую «свою долю». У него были сотни причин и отговорок.

– А работа налево?

Брови Зацепина взлетели, как крылья птицы:

– Это была основная причина ссоры.

– Вот, вот! Расскажите поподробнее. А то я слышу только в общих чертах.

Зацепин рад был помочь:

– Глушко работал на нашем оборудовании – а оно очень дорогое, таких студий не наберется в Москве и десяти – для конкурирующих телестудий. Безо всякого зазрения совести. Во-первых, эти деньги он преспокойно клал себе в карман, а во-вторых, поддерживал конкурентов творчески и на уникальной технике. Вы должны понимать, в какую копеечку это нам постоянно влетало.

– Чем кончилось?

– Однажды Смоленцеву надоели жалобы, и он провел инвентаризацию. В результате оказалось, что у Глушко стоит масса неучтенной техники. Вся она проходила, по рассказам Глушко, как «отдолженная» на время, как «арендованная», либо как купленная им за кровные.

Бондарович сделал пометку в блокноте:

– А на самом деле?

– История стара, как мир. Пользуясь «крышей» и чужим оборудованием, человек зарабатывает себе на собственное дело – создает материальную базу персонального коммунизма, – Зацепин ясно, профессионально мыслил и умел хорошо излагать свои мысли. – На утащенные у нас деньги наш талантливый Глушко покупал оборудование, которое должно было стать основой его личной студии.

– Техника осталась у вас?

– Смоленцев прикинул рыночную стоимость неучтенной техники и предложил Глушко выплатить или отработать всего треть этой суммы. Иначе аппаратура останется в «Молодежной».

– И что Глушко?

– Глушко долго скандалил, но ушел без техники. И все-таки открыл свою студию. Как вам это нравится?

Александр пожал плечами и ответил достаточно неожиданно для собеседника:

– Мне это не нравится ни со стороны Смоленцева, ни со стороны Глушко.

Зацепин несколько секунд напряженно осмысливал ответ, потом заметил:

– Ну, у вас особый взгляд – государев, так сказать.

– Как бы то ни было, Глушко приносил это оборудование в студию, и «Молодежная» пользовалась им. Не «Мерседесы» же он покупал.

Зацепин засуетился:

– O-о, вы неправильно меня поняли. Себе он ни в чем не отказывал. Отличный «Шевроле», девочки… простите, мальчики – он другой сексуальной ориентации, квартира, как игрушка, рестораны. Он любит пожить.

– Сколько бы получал на Западе специалист его уровня?

– Возможно, значительно больше, – Сергей Михайлович посерьезнел. – Там, насколько я знаю, люди не стесняются вкладывать деньги в рекламу, не пугаются огромных гонораров специалистам. Но ведь мы здесь в «Молодежной» делаем одно общее дело, а он был как бы инородным телом, индивидуалистом до мозга костей.

Александра интересовал еще один важный вопрос:

– Как выглядел по сравнению с ним Смоленцев?

– О!.. Смоленцев – был другой гранью таланта…

* * *

Виктория Макарова,

4 часа дня,

24 марта 1996 года,

редакция телестудии «Молодежная»

Виктория уверенно толкнула дверь.

Миловидная, но замотанная секретарша с заплаканными глазами поднялась навстречу и замахала руками:

– Сергей Михайлович сейчас очень занят. У него важный посетитель.

Виктория вздохнула:

– Потрудитесь передать ему, что пришел не менее важный посетитель.