Путь самурая - Евгений Щепетнов

Алле-ап! Фокус раскрыт.

Задним числом в квартиру прописывается некий человек, и вот он уже ответственный квартиросъемщик.

Конечно, это не какие-то там шикарные квартиры, обычно это квартиры в старом фонде, едва ли не бараках, но ведь это жилье! А если другого нет?

И опять же – можно вот эту квартирку и свою маленькую, уже имеющуюся, обменять на квартиру побольше! В общем, квартира есть квартира, и негласно участковым давным-давно был отдан приказ: «Ищите квартиры!», и мы ищем. И находим. Находят.

Честно сказать, я еще не находил. Потому что и не искал. Не на то я рассчитывал, когда шел в участковые. Хорошую квартиру хотел, от города полученную, – двухкомнатную, как и положено. А не в старом фонде и не в бараке, да еще и хитро отжатую у муниципалитета.

Нет, я не считаю это мошенничеством, отнюдь нет. Если государство не заботится о тебе – ты сам о себе должен позаботиться. Иначе просто сдохнешь. Государству на тебя плевать с высокой башни Кремля. Со Спасской башни. И что характерно – чем дальше в провинции ты находишься от этой самой башни, тем плевок в твою сторону становится смачнее.

Нет, Сазонов не отпустил меня без часа тренировки. Мы опять кружились на площадке возле навеса, опять меня обстреливали камнями, опять я валился на землю, безуспешно пытаясь противодействовать коварным захватам старого «ниндзя».

Больно и досадно, да, но… вдруг мне показалось, что теперь я падал уже не так тупо, как раньше, напоминая собой мешок цемента, плюхнувшийся со второго этажа. Сейчас я падал пружинисто, ловко, почти удерживаясь на ногах. Даже Сазонов это заметил, сказав, что теперь я похож не на прошлогоднее дерьмо, а на кучку этой же субстанции, но гораздо свежее.

Солдатский юмор, ага. С армии его помню. Армейский юмор и юмор на гражданке частенько отличаются так, что кажется – юморят существа с разных планет.

Ну вот, пример – как развлекаются в армии. Был у нас в роте один нерусский, казах или калмык, не помню. И вот этот калмык очень плохо говорил по-русски и вообще – был какой-то вечно грязный, зачуханный, за что его и не любили. Что в армии, что в тюрьме – терпеть не могут неопрятных людей, не следящих за гигиеной. Этот калмык-казах был таким вонючим, что с души воротило! Откинет одеяло – и все вокруг сразу кричат: «Внимание! Яма с говном раскрылась!» И ржут. Тупо, согласен, но тогда это казалось настолько смешно, что просто покатывались со смеху. До слез! А сейчас вспоминаю, и хоть бы улыбка мелькнула в мозгу или где там еще.

А то еще вот так: новобранец, или, как его называют в армии, дух. Подходит к нему дед, то есть старослужащий, и строго так спрашивает:

– Ты кто?!

А дух уже знает, как отвечать, и отвечает верно:

– Я тыгыдымский конь!

– Ну, тогда скачи!

И дух начинает подпрыгивать на месте, изображая бешеную скачку, приговаривая:

– Тыгыдым! Тыгыдым! Тыгыдым!

Я всегда считал и теперь считаю, что в нынешней армии идет оглупление личного состава. Начиная с самого печального зашуганного духа-калмыка и заканчивая высшим офицерским составом. И думаю, что это оглупление идет по плану, намеренно, и не только в нашей армии, но и во «вражеской». Попробуй-ка послать человека на смерть, в атаку, если у него развитое воображение и мышление, и он тут же представит, что будет с ним после того, как поднимется над окопом! Для такого дела лучше быть недалеким и полностью лишенным воображения. Чтобы не до конца понимать, что может прожить после прыжка из окопа ровно одну секунду. А то и меньше. Не зря же солдатам, идущим в атаку, давали «наркомовские» сто граммов водки. С той целью, да. Оглупить. Лишить страха.

Нет, я не очернитель. И не наводящий поклеп на доблестную российскую армию. Со ста граммами или без них, с глупыми солдатами и умными – она всегда и всюду давала пилюлей тем, кто решил, что пересилит русскую силу. Вот только давала жару она не благодаря «правильному» командованию этой самой армией, а вопреки ему. За счет того, что заложено в нас, русских, – это неукротимое свободолюбие, заставляющее драться до последнего, кидаясь в атаку даже тогда, когда пуля разворотила твою грудь или газ напрочь выжег твои легкие. Русские мы, чего уж там. Будем ругать свою страну до пены, до метания в нее дерьмом, но попробуй кто-то чужой кинуть в нее хотя бы засохшей козюлькой – порвем на хрен! Не моги! Моя страна! Я могу на нее гадить, а ты не смей… сссобака басурманская! Нишкни, гад пиндосский!

Через полтора часа, сполоснутый под душем и страдающий от ушибов, я уже стоял у калитки, когда Сазонов вдруг подошел ко мне и протянул сложенную вчетверо бумажку:

– Возьми.

– Что это? – Я развернул бумагу, прочел: «Гавриков Семен Михайлович, телефон…» – Это кто такой? Зачем?

– Это тренер по стрельбе. А еще – оружейник. Он приторговывает оружием. Тебе ведь нужен ствол? Вернее, стволы. Вот с ним и поговоришь. Скажешь… от Старика. Он может попросить тебя описать мою внешность. Опишешь. О себе лишнего не говори, просто скажи, что именно тебе надо. Он много запрашивать не будет. Потому что ты пришел от меня. Все ясно?

– Ясно. Адрес-то скажете?

Сазонов назвал, и я без удивления, как и ожидал, услышал адрес городского тира, в котором тренируется половина города – и менты, и бандиты, и частные охранники, и… в общем, все, кто может заплатить за роскошь пострелять по различного вида мишеням. Пожечь патроны, как говорят стрелки.

Прежде чем поехать к Гаврикову, зашел к шинкарке – разнюхать, что делается по городу. Благо, что она живет через два дома от Сазонова. Кстати, еще одно удобство моего заселения в дом тренера. Информатор едва ли не на заднем дворе живет.

Шинкарка встретила меня радостно, мне показалось – едва не бросилась на шею.

Вот чего мне не хватало – так это ее потных объятий! Потом за версту от меня будет вонять дешевыми сладкими духами и кремом для рук. Агентов надо ставить на место, чтобы понимали, «кто есть ху», – дистанцию нужно держать. Общаться только по делу, и никакой дружбы. Кто знает, какая услуга может понадобиться от этого самого агента, так что дружить с ним – это завалить всю тщательно продуманную операцию. Я не параноик и не склонен преувеличивать возможность такого события, но оно может случиться, а потому – всяк сверчок знай свой шесток.

Но вообще-то было странно-приятно. Я уже как-то привык, что никому на фиг не нужен. Совсем пропащий, бирюк-одиночка, и вот вдруг все понеслось вскачь! Сазонов, шинкарка эта самая… даже продавщица из ларька… И какого черта она у меня из головы не уходит? Лучше бы, конечно, Танька Краюхина, но… она замужем. А я не собираюсь вмешиваться в жизнь семейных женщин. Муж у нее где-то во вневедомственной охране работает, я его ни разу не видел. Но говорят – хороший парень. Зачем его обижать? Вот если бы разведенная была или вдова… Тьфу! Какие дурацкие мысли в голову лезут! Пусть живет ее муж сто лет! Такой же мент, как и я, служит себе честно и служит! Хотя кто в наши годы честно служит? Вернее, что понимать под честной службой?