Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова

– Подождите, – сощурился Селиверстов. – Но какова здесь роль Миллер? Ну поссорились студентки, бывает.

– Нет, они не просто поссорились. Их поссорила Миллер.

– С чего вы это взяли?

– Девочки рассказали.

– Вам?

– Мне. Я же вам говорю – мы хорошо знакомы. Я дописывала кандидатскую, они дописывали диплом.

Селиверстов неуверенно завертел головой, как будто в поисках опоры в этом бурлящем и путающемся потоке взаимосвязей.

– Погодите, и вы тоже?! – наконец дошло до него.

– Да, – подтвердила Вика со смехом в голосе. – У Миллер много учеников. Я одна из них.

– Выходит, вы даже опаснее Юли, – пошутил в ответ Селиверстов. – Там только диплом, а у вас целая кандидатская.

– Как раз наоборот, – улыбнулась в ответ Вика.

– Это почему же?

– Потому что мне Миллер не может уже предложить нечего, а вот Юле – может.

– Вряд ли Волобуева захочет помогать Миллер после такого предательства.

– Я бы не поручилась, – уклончиво сказала Виктория. – Тем более вы не знаете эту женщину. Она очаровательна. А Юля – крайне амбициозна. Думаю, вот прямо сейчас Миллер объясняет Юле, как сильно ее прижала к стенке заведующая, как больно ей было терять своих лучших студенток. Как она страдала и втайне вынашивала идею взять Юлю к себе снова. Немного лести и обещание научной карьеры…

– И думаете, моя помощница купится?

– Зачем гадать? Для вашей службы безопасности выяснить это не составит труда. Но и мы с вами со своей стороны подстрахуемся.

Селиверстов вытянул губы в подобии улыбки.

– Подстрахуемся?..

– Конечно. Словом владеет не только Миллер. Слово и наше оружие.

– Неужели вы предлагаете составить подложную экспертизу? – удивленно пробормотал Селиверстов.

– Боже! Вы ловите на лету! – не менее удивилась и восхитилась Виктория. – А вы видите какой-то другой выход из этой ситуации?

– Вообще-то да. Я могу перевести Юлю в другой отдел… Но тогда…

– Тогда мы потеряем канал заброски дезинформации нашему оппоненту, – закончила за него Виктория, и юрист с экспертом посмотрели друг на друга долгим изучающим взглядом, как будто видели друг друга впервые.

Честно говоря, наблюдать за этими двоими было довольно увлекательно.

– А вот теперь давайте по существу экспертизы, – сказала довольная собой и собеседником Виктория, выкладывая перед гостем документы. – Миллер доказывает, что выражение «тюрьма плачет» и заголовок «Селиверстов вляпался» – это не мат и уголовником прямо вас никто не называет. Все намеки, а намеки каждый понимает в меру своей испорченности.

– Как еще можно понимать выражение «по нему тюрьма плачет» и рубрику «криминал»? – удивился юрист.

Вика выбралась из своего кресла и подошла к окну. Селиверстов тоже встал, держась за поясницу.

– Миллер использует слово «обидный» вместо «оскорбительный»! – покачала головой Вика. – А на обиженных, как известно, воду возят. Вот и весь разговор.

– Мошенничество, – пожал плечами Селиверстов.

Они зашагали по периметру комнаты в противоположных направлениях и снова встретились у окна.

– Чтобы подать ходатайство о дополнительной экспертизе, мне нужно от вас, Виктория, обоснованное развернутое доказательство подлога терминов, – проговорил Селиверстов, глядя на наш скучный зимний двор со спящими серыми деревьями, забытыми до лета качелями и снежной подушкой на постели песочницы.

– М-м-м, – пропела Виктория, резко отделилась от подоконника и снова пошла вдоль стены. – Формально нет никакого подлога терминов, вот в чем дело!

– Как это нет?! – искренне изумился черный силуэт Селиверстова, взмахнув руками, как фигурка жертвы в театре теней.

– Нет, и все.

– А «обида» вместо «оскорбление» – это что?

– Я попробую вам объяснить. Вот мой племянник – ветеринар, только что с практики…

Юрист вернулся в кресло и уставился на меня.

– Корова у нас дает что? – спросила Вика, обращаясь к Селиверстову, который от неожиданности только несколько раз хлопнул глазами. – Что дает корова? – повторила Вика, повернувшись ко мне.

– Молоко. Корова дает молоко, – ответил я, хотя и не понимал, к чему тетка клонит.

– Молоко. Все верно. Но, кроме молока, корова дает еще сыр и масло. Правильно?

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурился Селиверстов.

– Я хочу сказать, что наши оппоненты решили замолчать тот факт, что из молока, которое дает корова, получаются также сыр и масло и еще много чего. Одно не исключает другого.

Селивеерстов покачал головой:

– Извините, я не понимаю вашей аллегории.

– Тут и понимать нечего. – Вика уселась в кресло напротив. – Нарушение основания классификации – типичная уловка недобросовестных спорщиков.

Моя тетка славится любовью ко всяким логическим трюкам, но сегодня она была настолько в ударе, что даже я с трудом следил за ее мыслью.

– Миллер не стала размениваться на мелочи и пошла известным путем всех манипуляторов: «Не изменяйте правде! Изменяйте правду!» Понимаете, если я обзову вас идиотом, дураком или маньяком, к примеру, то, само собой, это мое речевое действие вызовет в вас обиду, смятение и, быть может, шок, но кроме того это еще и оскорбительно, потому что понижает ваш социальный статус. Если вы не развешиваете по ночам кошек на заборе, как же вас можно называть маньяком? Верно?

– Верно, – согласился Селиверстов.

– Утверждая что-то, человек берет на себя ответственность за сказанное. Например, если я докажу, что у вас есть справка из дурдома или что по ночам вы действительно вешаете на заборах кошек, то слова «идиот», «дурак» и «маньяк» перестают быть оскорбительными лично для вас. Правда есть правда. Кошек вешает, значит, маньяк!

– Согласен с вами, – кивнул Селиверстов. – Но…

– Но! – перебила Вика. – Если я не могу ничего такого доказать, то мои утверждения – ложные. Именно так вы выиграли дело о «Карнавалове-воре». У профсоюзников не было доказательств воровства. А когда нет доказательств, возникает оскорбление! Наша корова дает и молоко, и масло! В одно и то же время. Понимаете?

– Ну как-то пока смутно, – признался юрист. – Все-таки я не филолог и не ветеринар. А можно без сельских ассоциаций?

– Можно. Дело в том, что подлога терминов, как такового, здесь нет. Просто Миллер пишет об обиде, которую может вызвать эта статья, где вас обвиняют в противозаконных действиях, но не пишет об оскорблении. Говоря об одном, как бы «забывает» сказать о другом. Молоко получила, а про масло забыла. В сущности, тут нечего опровергать. Недосказанность – не значит виновность. Миллер очень не глупа, поверьте!