Город на заре - Валерий Дашевский

— Что ты бормочешь? — спросил полковник, с ненавистью глядя на своего мучителя.

— Что ты, наконец, хочешь?

— C,est entendu,[97]— не глядя на полковника, негромко сказал адвокат. — Если угодно, я размышляю — о том, как вы готовили Ванновскому доклад о преобразовании военных гимназий в кадетские корпуса, как, скажем, принимали участие в подготовке перевооружения полевой артиллерии, вошли в особую опытную комиссию для изыскания наилучшей системы магазинного оружия при Оружейном отделе Артиллерийского корпуса, пытаюсь, наконец, объяснить вашу деятельность непосредственно в Еенеральном штабе! Нам, знаете ли, придется защищаться по каждому пункту обвинения. — Адвокат потряс папкой, точно прикидывая, какова она на вес. — Мы можем, — продолжал он деловито, — повторить за Христом: proximus sum egomet mihi,[98]однако, я по опыту знаю, что эта перелганная заповедь только обозлит обвинение. Да, Суд это смутит, но снисхождения мы не заслужим — ни долгом, ни рвением, ни честолюбием мы ничего не объясним! Народ, родина, правительство, история — на это ссылаются поголовно! Вот вы, например, человек европейски образованный — можете ответить наверное, творится ли история в дворцовом зале или за ближайшим углом? — Не дожидаясь ответа, он махнул папкой в сторону горевших во мгле окон. — Не до них. Пусть себе заседают! Allons, allons![99]

Схватив полковника за рукав шинели, он потащил его по лужам туда, где далеко — в искрящейся моросью мгле — светились часы Николаевского вокзала. Смешно избоченясь, выставив вперед плечо и торчавшую из подмышки папку, он шагал, столь стремительно, что полы пиджака разлетались, маленький, страшный в своей сосредоточенности. Чуть позади, придерживая отвороты шинели у груди свободной рукой, шел полковник.

Невский проспект, Казанский собор, высившийся в тумане, мокро блестевшие панели, черные витрины и запертые ворота; башня городской думы; Аничков мост; громадные зеркальные окна запертого, по-ночному печально освещенного магазина с восковыми красавцами-блондинами; стылый поток тумана, озаряемый светом электрических шаров, пронизанным мириадами капель, все это еще не отошло полуночи и жило своею жизнью. Отряхивали и складывали зонты посетители на крыльце Доминика, гуляли по панелям кокотки в дурной модной одежде, мчалась запряженная рысаком пролетка и зябко поднимал воротник шинели полицейский офицер, не помнивший столь ранней и холодной осени. На Гончарной адвокат огляделся по сторонам, пошел медленней и дружески взял полковника под руку.

— Вы понимаете, ваше превосходительство, — доверительно и немного устало, приноравливая шаг к шагу полковника, заговорил адвокат, — высокий Суд, как ни далек он от мира сего, в иных суждениях придерживается принципов общечеловеческих. Говоря вашим языком, откровенно консервативных взглядов, отзывающих прямо стариной! — Адвокат передернулся от отвращения, — Imperitia pro culpa habetur.[100]Одним словом, вы понимаете… Мы будем доказывать, что вы ушли из жизни в одинадцатом году, они предъявят нам девятьсот пятнадцатый, и в чем-то, может быть, будут правы… Et tu n,as pas l,air de l,ignore[101]—промолвил он с ужасающей фамильярностью хлопнув полковника по плечу, и его короткий, дребезжащий смешок странно прозвучал в безмолвии петербургской окраины. — Ну, бросьте вы жечь меня взглядом! Я-то не делаю ничего, только вторю вашим мыслям, высказывая ваше же implicite[102]вашего же отношения к вашей несостоявшейся жизни. Фу, как вы обидчивы, полковник! И право, на что? Вы — мой клиент, я — ваш адвокат, все умрет между нами, слово honnete homme[103]! Разве что та или иная мерзкая, маленькая подробность, маленькая деталь вылезет на Суде — ну да ведь мы и не упираем на то, что вы святы! Мера вины, ваше превосходительство, последствия поступков, подсказанных racio, требованиями духа, волнением, тайными движениями души — что в нашем случае еще гаже, — сложив пальцы щепоткой, он поднес их к лицу полковника, — вот что, несчастный вы упрямец, станет puntum puncti[104]разбирательства! Мы будем ссылаться — на ваше происхождение, сословие, среду, время, в конце концов, натуру — мы спросим Их, много ли Они сделали, чтобы исправить природу, но приговор выносят Они, и, значит, последнее слово не за нами! А, вот и дождь перестал! — Он зачерпнул из жилетного кармана часы, медленно поднял к небу одутловатое, бледное лицо, хранившее отпечаток чего-то неотмирного, чекан древнего как время величия и терпения. — Луна сейчас выйдет, — пробормотал он, прикрыв глаза, запрокинув голову к беззвездной выси. — «Мы созданы из вещества того же, что наши сны, и сном окружена вся наша маленькая жизнь..» — зашептал он, и, неожиданно открыв глаза, застенчиво посмотрел на полковника. — Я, знаете ли, немного поэт, как все мы. Что ж, к делу, ваше превосходительство! — Он сильно и нервно потер маленькие руки и отступил от полковника, жестом приглашая следовать за собой. — Что la raison d'etat[105]всегда ставился выше личности в ваших степях и равнинах, факт доказанный; и что политика — грязь — clair comme le soleil[106], а война — c’est un incident soigneusement prepare,[107]но, безусловно, не для вас, не для офицера Генштаба, это мы понимаем и так. — Он ухватил полковника за рукав и зашагал рядом, оскальзываясь на расквашенной ливнем земле: — Правительства всегда кричат народам, что на них напали — c’est la guerre,[108]об обороне и патриотизме, алтарях и очагах, предпочитая sans yoir[109]; ваше имело наглость объявить, что протягивает братскую руку помощи! Оно еще не раз будет протягивать братскую руку… Bien entendu[110], будущие поколения, в частности, ваши братья славяне, не будут питать ни малейших иллюзий относительно вашей братской руки, но сейчас это к делу не относится. Сейчас вам нужны Турция, Персия, Афганистан, главное — Турция. Прежде великороссы зарились на Константинополь, теперь этого недовольно, вам нужны Дарданеллы и Босфор, поскольку ваше зерно не идет через балтийские порты. Вас побили японцы, на Востоке вы заперты. Выход для вас — Ближний Восток, поскольку вы больше не конкуренты ни немцам, ни странам, торгующим на европейских рынках. С Персией и Афганистаном, надеюсь, понятно? Да, вы договорились с Англией — не прежде, чем японцы потопили ваш флот, к чему, конечно же, Англия приложила руку. С Францией вы — союзники, au reste,[111]зависите от франка: Жоффр, как и Дюбайль, диктует вашему Генеральному штабу планы ваших вооруженных сил, зато Френч в отношении вас не брал никаких обязательств о действиях на материке, они любят присутствовать, это в их духе…Соображаете? Теперь и им приходится кое-что предпринять. Франция отказалась от Египта, Англия признала за ней Марокко, c’est un rien…[112]Япония, ваш новый союзник, тоже имеет виды на германские колонии, в будущем — на Китай, а пока усиливается на Тихом океане; у румын с Австро-Венгрией конвенция, c’est joli,[113]маленький народец смотрит, кто больше даст; Сербия и Черногория с вами, но болгары, помня Балканскую войну, переговариваются с Германией. C'est du dernier ridicule, yous comprener?[114]Бельгия, наконец, забыла про свой нейтралитет, Швейцария и Норвегия — нейтральны, и, разумеется, тоже переговариваются с Германией. Испания, Швейцария, Голландия, Дания — тоже соблюдают нейтралитет, торгуясь налево и направо, и наживаясь, как жиды!