История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Случайные действия могут стать решающими в краткосрочный период, однако в долгосрочной перспективе эти действия игнорируются, ведь рано или поздно действие, вызванное одной случайностью, будет уравновешено обратным действием, вызванным другой. Кумулятивные действия (которые не являются взаимоисключающими) стоит разбирать путем наблюдения всей цепи интересов начиная с первоначального контекста (включая влияние прошлых социальных событий и текущие чаяния); изучение игры интересов необходимо нам для составления итогового беспристрастного мнения. В связи с долгосрочной моральной значимостью отдельно стоит выделить творческие действия, так я называю действия, которые сильнее проявляются не в тех случаях, когда надо поддержать чьи-либо интересы, а в тех, когда следует создать новые возможности, которые будут благосклонно приняты обществом. Они возникают на очень индивидуальной основе и в некотором смысле случайны. Творческие действия должны отвечать хотя бы скрытым интересам группы, иначе они не произведут должного эффекта. По сути, эти действия не укладываются в существующий образец интересов: они исходят не столько из окружения, как такового, сколько из тяги к автономной интеграции, присущей личности, из некоего врожденного принципа роста. Дать объяснение подобным фактам довольно сложно, и многие историки предпочитают не принимать их всерьез. Даже в жизни Мухаммада отводится важная роль беспристрастной роли судьбы, слишком велико искушение исключить игру исторических интересов, которые не оставляют места творческому (возможно, Божьему?) проявлению.

В периоды, которые мы сейчас будем рассматривать, особенно трудно должным образом выделить творческие действия. Сначала они замаскированы или даже стерты давлением консервативного духа, затем — внешними силами, разрушавшими целые цивилизации и в конце, ближе к современности, — круговоротом событий, в котором установились те или иные шаблоны. И все-таки даже при подобном раскладе я убежден, что творческое сознание действовало всегда.

Самые очевидные ожидания в исламской религии (и в социальной жизни в исламском мире) изучаемого нами периода широко распространились среди последователей шиизма. Во времена существенных переворотов активные шиитские движения, как никогда, питались ожиданиями рубежа тысячелетий. Центральные земли старого ислама между Нилом и Амударьей с энтузиазмом присоединились к этому движению; однако шиитская империя, образовавшаяся вне этого сегмента, все больше и больше следовала понятиям строгого шариата; и, несмотря на захватывающий блеск империи, жители ее скатывались на первоначальный уровень бедности и несправедливости.

К западу от европейской части Османской империи и к востоку от Индийской империи Тимуридов ислам проник на новые территории, где приходилось управлять населением, большинство которого не было мусульманами. Здесь шиизм стал играть незначительную роль, и чаяния исламского сознания направились в другое русло. Больше возможностей, чем у шиизма, появилось у течения фальсафа: это течение прекрасно подходило для бюрократических аграрных империй, достигших относительной стабильности и благополучия; в некоторых областях мусульманское течение фальсафа, близкое суфизму, практически вытесняло непосредственно исламское видение. Особые надежды на это течение возлагал Акбар из Индии и его наследники, но оно получило довольно широкое распространение и в двух других империях. Однако исламское течение фальсафа было не в состоянии выдержать напора традиционного исламского импульса и не было принято большинством мусульман. В Османской империи больше шансов было у суннитов шариатского толка (не принимая в расчет течение фальсафа): это течение оказалось способным достичь того политического положения, которого не удалось занять во времена аль-Мамуна, но только за счет централизованной военной силы, без которой подобное положение было немыслимо. Разными способами последствия религиозных ограничений ислама сделали свое дело. В каждой из двух империй, основанных на новых территориях, мусульманская система правления не смогла интегрировать в себя важнейшие элементы, свойственные немусульманскому населению. Отчасти причиной была сама форма, которую приобретали чаяния людей совести. Все это привело к моральному застою, который так ясно проявился в империи Сефевидов.

Во всех трех областях действительно установились сильные политические институты, действовавшие последовательно и стабильно с классических времен Аббасидов, в результате в определенный период времени был достигнут высокий уровень процветания, и исламский мир достиг пика своей политической власти. Но в итоге, когда институты великих империй пошли по автономным путям развития, влияние центральной власти ослабло, и каждое из этих аграрных бюрократических государств не смогло исполнять даже стандартных обязательств перед подданными, существовавших еще с древних времен Сасанидов, не говоря о новых требованиях времени. К XVIII веку эти государства стали распадаться, уровень жизни снова понизился и культурная жизнь стала приходить в упадок. Конечно, отчасти причиной упадка были внешние силы, но общество не оказало им серьезного сопротивления. И несмотря на то что этот период, без сомнения, был эпохой блеска и процветания, основополагающие проблемы общества решены не были и к концу XVIII века внешние исторические силы ускорили его крушение[352].

Завершение этого периода обозначено так же ярко, как и его начало. Оно ознаменовало прекращение дальнейшего духовного обновления, которое происходило в условиях аграрного государства, возникшего еще во времена шумеров. Постепенно в конце этого периода все заметнее стало влияние новых мировых сил. Неожиданно для всех в конце XVIII века европейские христиане заняли ведущие позиции в политической, экономической и культурной сферах почти на всей исламской территории. Но это не было простым доминированием одной группы людей над другой, одной культуры над другой, как происходило во времена исламской экспансии. Теперь, когда техническая эпоха Нового времени требовала новых видов инвестиций, мир столкнулся с новым уровнем исторического развития, который фундаментально изменил условия существования всех культур и всех религий, включая и непосредственно западные. Дальнейшие попытки обновления должны были предприниматься кардинально на другой основе.

Никогда история исламского мира так явно не отождествлялась с мировой историей, как в период великих империй. Исходя из этой точки зрения, его можно рассматривать как микрокосм в мировой истории: все важные события, влиявшие на всемирную историю в целом, затрагивали исламский мир. Все проблемы, с которыми мы сталкиваемся, изучая эпоху за эпохой в мировой истории, возникают и при исследовании исламского мира в частности. Можно сказать, что ирано-семитская история была наиболее типичной, поскольку занимала центральные позиции. Однако к этому периоду исламский мир распространился так широко, что практически пятая часть населения в мире была мусульманами, при этом расселились они настолько обширно и стратегически правильно, что действительно создавалось впечатление, будто исламское общество охватывает большую часть человечества. Таким образом, можно сказать, что «микрокосм» — это не просто слово, характеризующее исламский мир. Разделить мировую историю и историю исламского мира очень непросто. (Мы увидим, что история исламского мира является отправной точкой для изучения и понимания того, как техническая эпоха Нового времени стала глобальным явлением.)