Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью - Астрид Холледер

Я расплакалась.

Соня обняла меня.

— Давай-ка прекращай, Ас, а то и я тоже заплачу, — говорила она со слезами на глазах. — Знаешь, получится у нас это или нет, Кор все равно гордится нами.

Неделю спустя я вновь встречалась с Бетти.

Она начала беседу с извинений.

— Мне очень неудобно за то, что на прошлой неделе пришлось отменить встречу, но мне очень нездоровилось.

— Знаю.

Я не могла сказать «не проблема», потому что Эти Две отлично поняли, что для меня это та еще проблема. И мне до сих пор было довольно стыдно. За прошедшую неделю я постаралась отоспаться и смогла свыкнуться со всеми ужасными воспоминаниями. Поэтому общаться со мной стало немного приятнее.

Бетти приступила к делу:

— Что вы можете нам рассказать?

Ну вот, я же решила, что больше не буду плакать, а при первом же вопросе у меня слезы на глазах. Боль была такой сильной, что даже десять лет спустя я не могла говорить об этом без слез.

— Он сделал Кора, — сказала я и непроизвольно повторила характерный жест Вима. «Сделал» может означать много чего, но этот жест не оставлял сомнения в том, что именно подразумевалось в данном случае. — Он заказал убийство Кора, своего зятя.

Я это сказала. После десяти лет молчания я это сказала. Это сделал Вим! Я была поражена тому, насколько приятно мне было наконец-то произнести эти слова.

Я больше не чувствовала терзаний, а самое главное, я больше не чувствовала себя предательницей по отношению к Кору. Я рассказывала о других заказных убийствах, в которых был повинен Вим. Меня охватило ощущение глубокой удовлетворенности. Наконец-то я смогла сделать то, что я хотела, что я считала правильным и справедливым, что соответствовало моим убеждениям и ценностям. Наконец-то я могла сказать о нем правду. Мне больше не надо лгать ради него.

Какое замечательное чувство!

Другой вопрос, готова ли я повторить эти показания прилюдно, в том числе в присутствии своего брата. Я сделаю это, но только если это же сделает и Соня.

Страх утечки и возмездия оставался. Но теперь, после первых данных мной показаний, пути назад не было. Сейчас я понимала, что моя жизнь в руках этих людей. Если они предадут меня или будут достаточно беспечны, чтобы это сделал кто-то другой, я — труп.

Чтобы не зацикливаться на этой мысли, я сказала себе, что могу с тем же успехом завтра попасть под автобус, и решила впредь не относиться к вопросу жизни и смерти столь серьезно. Кроме того, возможность говорить правду принесла такую радость, что я преодолела свою тревожность.

Добравшись до дому, я сказала об этом Соне.

— Я сказала им, что буду свидетельствовать под присягой, если ты тоже будешь. Ты будешь?

— Да, я тоже буду.

— Тогда я первая.

— Не вопрос. Будем говорить по очереди. Посмотрим, как пойдут дела и действительно ли они заслуживают доверия.

Уже после того, как я дала первые показания, мы проинформировали Герарда, что будем свидетельствовать против Вима. Герард был категорически против. В СМИ описывался пример, когда засекреченные показания были рассекречены вопреки желанию свидетеля.

Это полностью изменило мнение Сони. Теперь она не хотела давать показания. Герард настолько усугубил ее недоверие к Департаменту юстиции и правоохранительной системе в целом, что она так и не решилась.

Это изменило и мою позицию, поскольку теперь я осталась в одиночестве, и нужно было тщательно обдумать ситуацию еще раз. Поэтому я отменила запланированную встречу, на которой должна была давать совершенно секретные показания.

Но отказаться я не смогла, причем это выглядело как чисто эмоциональное решение. Разумных оснований отступиться было более чем достаточно, но каждый раз, встречаясь с Вимом, я видела, как он относится к людям, слышала, что он говорит о них, с каким бесстыдством упоминает о своих преступлениях, и внутри меня как будто что-то взрывалось.

Однако Соня была слишком напугана.

К этому моменту я уже прониклась доверием к трем дамам. Бетти казалась одержимой, но при этом была очень скрупулезной в том, что касалось наших интересов. Я подумала, что Соне стоит убедиться в этом лично, и попросила ее поговорить на эту тему с Бетти. Она согласилась.

29 марта Соня приехала со мной, и я сказала Бетти, что мы обе очень боимся, что нашими секретными показаниями смогут воспользоваться вне зависимости от нашего желания, как только они будут записаны на бумаге.

— Это устроено следующим образом, — терпеливо пояснила Бетти. — Если мы с вами не согласуем использование этих показаний, их уничтожат. Такое случается регулярно, есть много дел, которые можно было бы закончить уже очень давно. У нас была вся нужная информация, но в конечном итоге нам приходилось уничтожать показания, потому что свидетели не хотели доводить дело до конца. И об этих показаниях никто не знал. У вас всегда будет возможность отказаться, даже в самый последний момент.

Ну а как же тогда со случаем, о котором писали? Когда такие засекреченные показания едва не использовали вопреки желанию свидетеля?

— Там была совершенно другая ситуация, — сказала Бетти. — Решение о том, будут или не будут использованы секретные показания, целиком и полностью зависит от вас.

— Хорошо, мы подумаем, — закончила я нашу беседу.

Мы поехали домой. В машине мы ничего не обсуждали, опасаясь жучков Департамента юстиции или Вима.

Выйдя из машины, Соня сказала:

— Ну не знаю, Ас. У меня остаются сомнения. Она не смогла полностью убедить меня в том, что эти показания не используют против нашего желания. Ты же видишь, такое все равно случается.

— Она вряд ли может дать какие-то гарантии, ей же приходится согласовывать такие вещи с другими людьми. Все равно риск будет. На самом деле мы уже рискуем, и, если подумать, наверное, будет лучше, если ты решишься. Ты не хочешь дать показания, чтобы твои дети не остались сиротами, но это уже сейчас твоя участь. Вим уже имеет на тебя зуб, а ты его знаешь — раз у него на человека зуб, он не отстанет. По прошлому опыту понятно, к чему все идет, так что я бы на твоем месте это сделала как раз ради детей. Но, впрочем, решай сама.

До ее дома мы шли молча. Когда мы поднялись на этаж, Соня проговорила:

— Ты права. Я понимаю. Я дам показания. Мы обязаны рискнуть.

В этот момент свет в комнате мигнул.

— Смотри, Кор снова здесь. Он считает, это правильное решение, — сказала Соня.

Мое решение сотрудничать с Департаментом юстиции не означало, что я радостно вручаю свою судьбу в их руки. Мое представление о них не изменилось, и я не собиралась на них полагаться. Как я могла довериться кому-то из системы правопорядка, зная, что в органах следствия сидят коррумпированные сотрудники?