На златом крыльце сидели… - Тамара Крюкова

– А чего ты недоволен? Подводные камни?

– Еще какие. Булыжник прямо. На шее висит и тянет на дно. Мать опять являлась здоровье поправить. Раньше хоть полы мыла, пока ее с очередной работы не выпрут за пьянство. А теперь решила, на кой ломаться. Всю алкашню за мой счет поит. Я ей сдуру адрес дал, так она теперь сюда таскается. Что если ее кто-нибудь увидит? Прикинь, узнают, что у меня мать пропойца.

– А может, тебе ее куда-нибудь сплавить?

– Куда?

– У вас же какая-то родня под Красноярском.

– Седьмая вода на киселе.

– Ну и что? Они в Москву приезжали? Приезжали. У вас останавливались? Останавливались.

– Так это когда было! Лет пять назад.

– Ну и что? Долг платежом красен.

– Даже если я ее на неделю сплавлю, что это даст?

– Зачем на неделю? Насовсем.

– Ну ты скажешь! Кому она там нужна?

– Твои родственники в деревне живут?

Валерка кивнул, не понимая, к чему клонит Алик.

– Там жилье стоит копейки. Купи ей хату. Содержать ее там дешевле выйдет.

В словах Алика был резон. Каждый месяц он будет посылать матери деньги, а там пускай сама рассчитывает. Красноярск – не ближнее Подмосковье. Оттуда в Москву каждый раз таскаться не будешь.

– Алик, ты голова! – просиял Валерка, но тут же посерьезнел: – Она не поедет.

– Надави. Перекроешь ей денежный кислород, куда она денется? Родне за хлопоты подкинь чего-нибудь. Купи билет на самолет, а я ее отвезу в аэропорт с ветерком.

Переговоры с сибирской родней были недолгими. Вопрос стоял только в цене. Предложенная плата всех вполне устроила. Не прошло и недели, как Валерка заехал к матери на переговоры. Удача ему благоволила. Мать была дома одна и почти трезвая.

– Деньги принес? – без обиняков спросила она.

Нежности в их семье были отменены давно, и все же в качестве приветствия хотелось бы услышать «здравствуй».

Валерка брезгливо поморщился. Он отвык от здешнего свинарника. Воняло застарелым потом и перегаром. Повсюду валялись пустые бутылки. Прежде мать и ее приятели регулярно ходили сдавать стеклотару, но поскольку теперь Валерка снабжал их финансами, нужда в этом отпала.

– Ты бы хоть бутылки на помойку вынесла, – с укоризной сказал Валерка.

– Ща тебе, на помойку. Это валюта на черный день, – усмехнулась мать и нетерпеливо добавила: – Ну, давай.

Порой Валерка удивлялся, как мать могла превратиться в то бесполое существо, которым являлась? Ведь судя по фотографиям, в молодости она была красавицей. Да на другую отец бы и глаз не положил. Валерка смутно помнил, как маленьким она водила его в парк и они кормили лебедей в пруду. На ней было белое платье в голубой горох. Это было единственное приятное воспоминание из детства, но ему всегда казалось, что там была совсем другая женщина.

Валерка не собирался ходить вокруг да около и сразу же выложил карты на стол.

– Деньги я тебе дам, но с условием. Ты переезжаешь к тете Наташе.

– Это к какой такой Наташе?

– Твоей двоюродной сестре, забыла?

– Чего ты несешь? Она ж в Сибири живет.

– Скажи спасибо, что у тебя нет родственников на Камчатке. Тетя Наташа там для тебя дом присмотрела.

– Какой дом у черта на куличках? – возмутилась мать, не веря своим ушам.

– Нормальный. Поедешь туда и будешь жить на полном довольствии. Или не получишь ни копейки. Устраивайся опять полы мыть.

– Не буду.

– Куда ты денешься? От меня больше ничего не получишь.

– Я ночевать буду у тебя под дверью, – пригрозила мать.

– Напугала! Я перееду и тебе нового адреса не дам. Я уже сейчас квартиру подыскиваю.

Валерка вытащил из кармана банкноты. Вид денег подействовал на мать гипнотически. Она вперила взгляд в купюры и, нервно сглотнув, спросила:

– Чего мне там делать, в деревне?

– Можно подумать, ты в столице по музеям ходишь. Там самогона залейся.

– У меня все друзья здесь, – не сдавалась она.

– Там новых найдешь. Выбирай. Но если останешься здесь, от меня больше ни копейки не получишь.

Он снова убрал деньги в карман.

– Ты такая же сволочь, как твой отец! – выплюнула мать.

Валерка не счел нужным отвечать на этот выпад. Выдержав паузу, он достал пять тысяч и положил на стол.

Рука женщины, точно язык ящерицы, шустро метнулась к бумажке, но Валерка оказался проворнее. Он накрыл деньги рукой. Мать призадумалась. Мыслительный процесс в ее пропитых мозгах продвигался небыстро. Наконец она произнесла:

– Без Миши я не поеду.

– Хорошо. Я оплачу переезд твоего сожителя.

– И двадцать тысяч в месяц, – предупредила она.

– Договорились, – кивнул Валерка.

– Двадцать пять, – повысила ставку мать, решив, что уж больно сын легко согласился. Не продешевила ли?

Валерка начал терять терпение:

– Сказала двадцать, значит, двадцать.

– Двадцать – это на содержание, а пятерка за моральный ущерб.

– Я же тебе еще дом покупаю. Откуда я, по-твоему, деньги возьму?

– Твое дело. Поеду только за двадцать пять.

– Хорошо, кровопийца, – уступил Валерка, понимая, что переговоры заходят в тупик.

– Вот это дело! – обрадовалась мать, поняв, что выжала из ситуации все, что можно.

– Сообщи своему собутыльнику, что самолет послезавтра утром. Не нажритесь, – предупредил Валерка.

– Чего так скоро? Я собраться не успею.

– Ничего, стеклотару я за тебя сдам.

Выйдя от матери, Валерка перевел дух. Самое трудное было сделано. В четверг Алик отвезет ее в аэропорт, и тогда можно будет вздохнуть спокойно.

В последнюю неделю перед выборами Алик почти не спал, но адреналин в крови разгонял усталость. Силин тщетно пытался до него добраться. Однажды, после очередной встречи Алика с избирателями, шестеркам Бульдога чуть было не удалось силком засунуть непокорного дублера в машину и увезти в неизвестном направлении. Алик чудом спасся. Он боялся, что Аркадьев раскусит причину столь пристального внимания Силина, но тот не придал этому значения. Игра велась жестко. Он уже не раз наблюдал, как у кандидатов сносит крышу.

В день выборов Алик был как на иголках. Трудно сказать, чей проигрыш страшил его больше: свой или Силина. Трое из пяти кандидатов должны были выбыть. Сомневаться не приходилось: если Силин окажется в их числе, шкура сорвавшегося с крючка дублера будет недорого стоить. Тут никакой Аркадьев не поможет. Да и гипнозом взбешенного Бульдога не усмирить.