Небо цвета крови - Сергей Попов

Ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш…

— Курт, это настоящая императорская сокровищница! Господь ты мой! Ты только взгляни!.. Только взгляни!! — с ликующим неистовством молвил Дин, размахивая фонарем, как саблей. Свет хаотично набрасывался то на упаковки, то на ящики, рождал перекошенные угловатые тени. — О-хо-хо!! Глазам своим не верю!..

«Не подвело чутье! — плеснула в уме радостная мысль. — Как же будут мои рады!»

И, придушив опьяняющий восторг, предложил:

— Давай тогда, чтобы время не тратить, разделимся: я внизу начну запасы осматривать, а ты наверх дуй, — а следом напомнил: — Только не забудь смотреть дату и…

— Помню-помню, — перебил тот, уложил ружье на нижнюю полку, потянулся за стремянкой, в два усилия залез, сбрасывая рюкзак, — только будешь мне помогать: чего найду — скидываю тебе, а ты лови, не зевай. Потом ко мне сложим.

— Договорились.

Обкрадывали помещение склада сработанно, оперативно, будто занимались этим всю свою жизнь. Сначала набивали рюкзак Дина, кидали в его раззявленную пасть пачки круп, риса, гороха, фасоли, макарон, банки мясных и рыбных консервов, овощей, фруктов. Потом взялись за мой. В дальних полках посчастливилось откопать то, что по нынешним ценам обошло бы золото, — соль, сахар-песок, муку, молотый черный перец и приправы. К ним прибавились по две пачки быстрорастворимого кофе и чая в пакетиках. Для дочки набрал шоколадок, конфет, пряничков и вафель, какие та приловчилась грызть, макая в кипяток. С запасом взяли воды, газировки, хорошо подходящей для чистки ржавчины.

— Я сейчас с таким бы удовольствием навернул баночку тушенки, а потом добавил сигареткой… — расплылся в мечтаниях Дин, завесил потяжелевший рюкзак, потрясывая за лямку. А потом крякнул, показательно проглотил слюну и, похлопав по животу, промурлыкал: — Что еще нужно, разве…

В эту же секунду за окном заслышались громкие голоса, прерывая гастрономические фантазии напарника, потом шуршание травы, непрекращающиеся пронзительные трески лопающихся под чьими-то ногами камней, лязг оружия — к фабрике явно кто-то шел. И, если судить по такому грохоту, — далеко не два и не три человека.

«Вот и попались мы в ловушку, — зашевелилось в голове, — ведь сердцем чувствовал…»

И — птицей к окну. Расчистив кулаком от грязи — пригляделся: вдоль забора, грубо топча землю, вышагивал серьезно вооруженный отряд «Стальных Варанов» численностью в двадцать голов. На всех без исключения были надеты качественные противогазы с парными фильтрами и встроенными ПНВ, капюшоны, кислотоупорные серые плащи, шалью волочащиеся по земле, перчатки, высокие ботинки. У каждого по штурмовой винтовке с полным тактическим обвесом, за спинами — пустые вещмешки, рюкзаки и торбы. Двигались за лидером, подгоняющим их короткими односложными жестами, строго по цепочке, как овцы.

— Что там, Курт?.. Что там?.. — допытывался Дин. — Что-то видишь?..

— Плохи наши дела, друг. — А потом обернулся и, полмгновения помолчав, ответил: — «Стальные Вараны», двадцать человек, все с оружием и идут сюда, — заметив в глазах напарника животный страх — закончил: — Путь назад нам отрезан, придется искать другой…

Четверг, 21 мая 2015 года

Домой Курт и Дин так и не вернулись. Не объявились они ни поздним вечером, ни ночью, ни даже на следующее утро — как в воду канули. Не спавшая, голодная, доведенная до отчаянья, Джин в напрасном ожидании просидела на кухне с самой зари, заученными наизусть молитвами отгоняя пугающие мысли об их судьбе, роящиеся перед ней, словно мухи. А устав, едва шевеля пересохшими искусанными губами — вставала с раскачанной табуретки и долго слонялась по углам собственного дома, будто зверь в клетке, надсадно шаркала. Заходя в комнатку Клер, она молча садилась рядом, вздыхала, поправляла одеяльце и со слезами на глазах долго наблюдала за ее беспокойным сном, разглядывала мертвенно-бледное личико с прозрачной кожей. Перед уходом — целовала некротически холодные щечки, освящала святым распятием и удалялась в спальню, где лежала в полнейшем безмолвии, терпя волнами накатывающее рыдание. Потом обратно возвращалась на кухню, разговаривала с собой, опять самозабвенно вторила святые речи, яро, по-собачьи скулила.

Дочь, притворяющаяся спящей, каждый раз, едва слышала приближающиеся шаги матери, точно обмирала, с недетским усилием выдерживала давящий плаксивый взгляд, боясь разжать глаза, чтобы не увидеть ту высосанной, разбитой переживаниями. Но стоило остаться одной — тихо перекатывалась на спинку и глядела в окошко, на размытое алеющее небо, с недозревшим страхом думая о пропавшем без вести папе и дяде Дине. Разыгравшееся воображение умышленно являло Клер то неведанных существ, мчащихся за ними, то бесконечные лабиринты подземелий, не выпускающих тех из своих владений, то густой лес, из какого они никак не могли выбраться, как будто хотело разрушить все надежды ребенка, отобрать все светлое, хорошее.

Парализующее беспокойство, осадившее семью, слегка ослабло ближе к полудню, когда из-под покрова малиново-угольных туч прорезался одинокий, но необычайно живописный лучик солнца. Он без стука прошел через окно, упал на стол и ровной мандариново-краповой линией, высвечивая крупицы пыли, пополз через всю кухню, останавливаясь посреди детской. Заглядевшись на него, Джин еще разок окунула тарелку в ведро воды, насухо обтерла тряпкой и, поставив на стол, впервые за столь длительное время улыбнулась, радуясь такому незамысловатому, но очень редкому чуду, впервые повстречавшемуся еще за пару лет до глобального бедствия.

«Хорошее знамение… — по-своему истолковала она, — значит, скоро вернутся. Живые и невредимые. Господи, только не дай мне разувериться в этом, обжечься…»

И позвала дочку:

— Клер, солнышко, иди скорее сюда! — сама оглянулась на окно — небеса вокруг единственного проблеска света неестественно померкли, обуглились. — Смотри, какая красота!

Горестно скрипнула кровать, вышла Клер. Синяя пижама после сна помялась, на лице, замученном голодом, не по-женски явно острились маленькие плиточки скул, щечки стали проваливаться, чернеть, как у покойницы. Под широко раскрытыми ясными глазками, придавленными перышками бровей, настывала сизоватая краска, нездорово терял телесный цвет маленький носик. Взлохмаченные темные волосики расплескались по плечам, прилипли к вискам, лбу, исполосованному голубенькими жилками.

— Красиво!.. — изнуренно протянула дочь, догадавшись, зачем позвала ее мать, шагнула навстречу лучу — тот мигом коснулся животика, весело задрожал, словно желая поиграть. Потом подставила свои сухие ручки, чуть ли не пропускающие через себя свет, сказала: — Тепло так, как свечечкой греет. Даже щекотно.

— Замерзла, доченька? Давай я тебе чаю налью? Погреешься, — суетливо предложила Джин, носясь глазами по тоненькой фигурке дочери, — на один раз еще хватит. Заодно и позавтракаешь…

Произнесла и похолодела: помимо этого давать ребенку просто нечего — и так жили впроголодь, на грани.

— Нет. Мне бы чего-нибудь поесть… — Клер подслеповато прижмурилась, с восторгом всматриваясь в дивное небо, горько выдохнула, — а то животик совсем не дает спать, всегда болит…