Глоток страха - Анна и Петр Владимирские

—Почему? — не отставала Лученко.

— Потому что я и ментам заявил: образно говоря, Эдю убила Тизифона, одна из трех фурий, она отвечает за месть и убийство! Я имел в виду трех женщин, боготво ривших Ветрова. Припадок ревности, кинжал в грудь — это так по-женски!

—А ревнивый мужчина? Современный Сальери, который не мог простить Ветрову его гениальный фильм? Вы считаете это невозможным?

Батюк нахмурился. Складки у щек обвисли, глаза сделались серьезными. Он очень тихо прошипел сквозь зубы:

—Да что ж вы ко мне прицепились, детка? Считаете, что его мог убить каждый? Ну, мог. Даже я мог. Смотрите.

Неподалеку группа мужчин играла в дротики. Кто-то из посетителей, завсегдатай львовской богемной тусовки, прикрепил к стене круг для метания. Любители играли, промахиваясь и веселясь. Внезапно Роман Григорьевич выхватил откуда-то охотничий нож и азартно метнул его в мишень. Нож вонзился точно в середину круга.

—Бинго! — воскликнул Батюк, вновь развеселившись и радуясь, как ребенок.

Повернувшись к собеседнице, он признался, что всегда носит при себе холодное оружие. После гастролей в Чикаго, когда его обокрали и еще ножом порезали новый кожаный пиджак.

Вера молчала. Роман Батюк с непривычной внимательностью смотрел на нее и тоже молчал. Неловкость росла. Вдруг он ни с того ни с сего предложил ей участвовать в его новом театральном проекте. «Вы такая выразительная! Пока молчите — обычная женщина, но стоит вам только открыть рот — так золотые слова, как сияющий дождь… Прямо Эдит Пиаф!»

Вера улыбнулась с такой иронией, что Батюк мгновенно замолчал.

—Так о чем мы говорили? — с некоторой натугой спросил почетный президент фестиваля.

—О возможной мотивации со стороны мужчин.

— Все мужчины, приехавшие на фестиваль, — творцы. Они созидают, а не разрушают! И вообще, для художника стать убийцей так же чуждо, как для врача- нарколога стать алкоголиком. Нелепость!

— Ой ли? Пушкина помните? «А Бонарротти? Или это сказка тупой, бессмысленной толпы…» Ну и дальше по тексту. Что, верите, будто гений и злодейство две вещи несовместные?

Батюк еще больше помрачнел. Переходы от веселья к серьезности у него были мгновенными.

— Не верю. Совместные, — сказал он, раздраженно глядя на собеседницу. — В наше время все возможно. Просто есть в этом убийстве какая-то ярость. По-сальеривски холодно наблюдать, как твоя жертва медленно умирает от яда в бокале, — это я могу понять. А взять кинжал у Олафа и затем вонзить в грудь Эдику… Слишком аффектированно, по-женски.

—Да, несколько театрально. Но не только по-женски. — Она пристально посмотрела на Батюка.

Под этим взглядом он почувствовал себя дискомфортно. Засуетился, быстро рассчитался. Потом натянуто попрощался и устремился на очередной просмотр.

А Лученко мысленно поставила против его фамилии знак вопроса.

Теперь Боссарт. Где же он? Ушел куда-то… Вера быстро выяснила, что он отправился на круглый стол о дистрибуции анимационных фильмов. «Придется возвращаться в гостиницу, — вздохнула она, оделась и вышла на мороз. — Хорошо, что идти недалеко…»

Вернувшись, она выяснила, где находится пресс-клуб, и пошла по коридору. Услышала голос Боссарта из-за полуоткрытой двери. Заглянула.

—Да перестаньте говорить о дистрибуции, тут у всех все одинаково. У нас в Швеции — так же, как везде.

Поговорим лучше об искусстве! — заявил Олаф остальным иностранным участникам фестиваля.

Молодой итальянец Лукино Мутти, взявший на фестивале приз за лучший фильм в номинации до пяти минут, поднялся и принялся издеваться над телевидением, которое готово показывать его фильмы, но только бесплатно. Его перебила весьма известная американка Джулия Котлер:

—Телевидение считает, что если оно покажет мои фильмы, то это честь для меня. А я так не считаю и не собираюсь отдавать их даром. Ведь деньги на него я находила сама. У нас, правда, можно получить грант на анимационный фильм, но совсем маленький — порядка тысячи долларов.

Украинские аниматоры слушали иностранцев без особого энтузиазма. Положение дел в отечественной анимации, судя по их лицам, надо было признать унылым. На минкультовские деньги делались все мультфильмы, кроме заказных. Однако ни судьба, ни качество фильмов, снятых за его деньги, государство совершенно не интересует. И ленты, в лучшем случае показанные на фестивалях, так и остаются лежать в архивах студий.

Вере надоело ждать, когда они закончат или сделают перерыв. Она отыскала взглядом Боссарта. Хотя она не открывала рта и не шевелилась, лишь смотрела, ему показалось, что она позвала его. Он тут же поднялся и направился вслед за ней.

Они вышли из пресс-клуба и уселись в холле на угловом диване.

— Простите, что отвлекла вас от обсуждения. Но мне нужно поговорить с вами.

— Это очень хорошо. Занудство эта дистрибуция. Я вообще не понимаю, почему мы, режиссеры, должны обсуждать такие вопросы. Это дело продюсеров, — сказал Олаф высокомерно. Он удобно расположился на мягких кожаных подушках, вытянув свои длинные ноги в рыжих замшевых ботинках на шнуровке.

—Я хочу спросить вас об Эдуарде Ветрове…

Боссарт изменил позу. Он подобрал ноги и сел с прямой спиной, сомкнул руки в замок, на его скулах заиграли желваки. Было заметно, что он раздумывает, в каком объеме стоит выдать психотерапевту информацию. Что ж, надо ему помочь…

—Вас раньше звали Олегом, не так ли? Когда вы жили в Союзе, — сказала она как ни в чем не бывало.

—К-хм! К-ха! — поперхнулся «швед». Он вытаращил на Веру свои желто-зеленые глаза и так закашлялся, что из них потекли слезы. — Откуда вы знаете? — сдавленно просипел он.

— Это же очевидно. Речь у вас чистая. Но не такая стерильная, как у иностранцев, досконально изучивших русский язык. Значит, вы бывший наш гражданин. Скорее всего — потомок тех шведов, которые попали в Россию еще при Петре. Ну? Я не ошибаюсь?

—Что еще вы обо мне знаете?

— Про ваше увлечение оружием. Хотя это ни для кого не секрет. Вы ведь изучаете свои шведские корни, интересуетесь Полтавской битвой, в которой участвовал кто- то из ваших предков. Потому и коллекционируете оружие того времени. Я права?

—Допустим. — Мужчина упрямо тряхнул головой, отчего соломенные волосы упали ему на глаза. Он отбросил их привычным движением руки.

—Теперь ваша очередь рассказывать. — Вера поощрительно улыбнулась.

Олаф, обычно широко улыбающийся своим «голливудским смайлом» по поводу и без, не ответил на улыбку женщины.

— Вы что, следователь? Ну, я учился у Ветрова на высших режиссерских курсах. Потом женился на шведке и уехал на родину предков. Эдуард Николаевич мой учитель. Был… Вообще-то он — гений.

—Я смотрела его «Историю дуба».