Пожар моего сердца - Соня Менделеева

пока моя мама не заболела. — Его рука пробежала по бортам ограждения, когда он сделал еще один круг. — Но теперь… Мне становится страшно… иногда. Он видел, что парню было больно. Его убивало то, что он не мог сказать Данилу, что все будет хорошо. Глебу хотелось сказать ему, что, несмотря ни на что, он всегда будет рядом с ним.

Поскольку он не мог этого сделать, то решил, что самое меньшее, что он может сейчас сделать, — это дать Данилу понять, что он не одинок в своих чувствах.

— Все боятся. И если кто-то скажет тебе, что это не так, значит, он полон дерьма, — нарочно выругался Глеб.

Это возымело желаемый эффект. Уголки губ Данила приподнялись.

Днем ранее, когда они играли в догонялки с Анной и девочками, Глеб ушиб палец на ноге и случайно выругался. Близняшки не заметили, а вот лицо Данила просияло.

Анну же это не так позабавило. Он получил от нее «тот самый» взгляд. Такой же, как и тогда, когда он заговорил о семейном ужине в присутствии детей. Очевидно, это было категоричное «нет». Никогда не упоминайте о каких-либо действиях, которые не были согласованы заранее.

Он также заметил этот взгляд, когда спросил детей, не хотят ли они вторую порцию мороженого, после того, как они прикончили свою первую порцию в рекордно короткие сроки. А еще — когда он инициировал зажигательное выступление Маленького поросенка, читая девочкам сказки на ночь.

Все это были серьезные нарушения.

В первый раз, когда он увидел этот взгляд, он был сбит с толку. Теперь же он знал, что это означало требование немедленно прекратить то, что он делал. Глеб чувствовал себя так, словно прошел ускоренный курс по воспитанию детей.

Можно предположить, что так было с большинством родителей. Родители. Вот кем он хотел быть — с ней, с детьми.

Ему было все равно, каковы результаты тестов; сейчас он был в этом уверен. Глеб хотел, чтобы они были семьей. И он хотел сказать Анне об этом сегодня вечером.

— Что ты делаешь, когда тебе становится страшно? — голос Данила вернул его в реальность.

— Ну, раньше я просто держал это внутри. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал и волновался. Я не хотел, чтобы меня жалели. Я хотел быть сильным ради своих близких.

Губы Данила сжались в тонкую линию, и он кивнул. Было ясно, что на плечах этого маленького человечка лежит тяжесть всего мира, и Глебу больше всего на свете хотелось снять с него эту ношу.

— Но потом я понял, — продолжил Глеб, — что, держа все в себе, только усугублял ситуацию. Потому что, чем более одиноким я себя чувствовал, тем более пугающим становилось то, чего я боялся. Так что теперь я пытаюсь разговаривать с людьми. С людьми, которым я доверяю, с людьми, которые заботятся обо мне. Я рассказываю им, через что прохожу. И знаешь, что? Это помогает.

— Правда? — переспросил Данил, не совсем убежденный.

— Ага, — кивнул Глеб. — Это так.

Глеб разговаривал с Геной каждый день с тех пор, как впервые рассказал о Даниле. Глеб часто упоминал, как нервничает, ожидая результатов теста, и его брат обрисовывал ему ситуацию в перспективе. — Если ты так сильно переживаешь за ребенка, — сказал однажды Гена, — то кого волнует, что скажут тесты?

Данил снова опустил взгляд на свои ботинки.

— Иногда я боюсь, что Аля заболеет.

Эти слова ударили Глеба прямо в сердце, потому что он знал, что не может пообещать, что этого не произойдет. Люди заболевают и умирают. Происходят несчастные случаи, и они погибают. Глеб знает это лучше, чем кто-либо другой. И он знает, что, как только Данил официально станет его сыном, ему никогда не придется беспокоиться об одиночестве. Семья Глеба, его родной брат, его двоюродные братья и сестры, его тетя и дядя никогда этого не допустят.

Как бы сильно ему ни хотелось сказать все это Данилу, он знал, что не сможет начать этот разговор, пока не поговорит с Анной. Поэтому вместо этого он сказал:

— Ну, я не могу обещать тебе, что этого не случится, но я могу пообещать тебе, что, что бы ни случилось, с тобой все будет в порядке.

Данил на это не купился. Глеб видел неуверенность в его глазах и не винил его. Анна была всем его миром. Какой ребенок не пришел бы в ужас при мыслях о том, что с его миром может что-то случиться?

Глеб решил попробовать другой подход. Техника, которой он научился у Анны. Он видел, что она всегда корректировала свои методы воспитания. Если девочкам нужно было принять ванну, а они этого не хотели, то вместо того, чтобы заставлять их или угрожать, она давала им возможность сделать это за пять или десять минут — на выбор.

Когда девочки ссорились из-за игрушки, она вежливо просила их поделиться, а когда этого не происходило, то начинала игру «Замри», в которой каждые пять секунд все замирали, что отвлекало их от игрушки.

Каждый раз, когда все шло не так, как ей хотелось, Анна спокойно и безупречно справлялась с ситуацией. Она упомянула, что, общаясь с девочками, всегда помнила о своей цели и действовала в этом направлении.

Прямо сейчас все, чего хотел Глеб, — это чтобы Данил почувствовал себя в безопасности и знал, что, что бы ни случилось, Глеб будет рядом. Он не мог сказать ему, что это потому, что он, возможно, его отец, но он мог сказать ему, что это потому, что он его друг.

— Как насчет такого варианта… У тебя ведь есть мой номер телефона, верно?

— Да, — кивнул Данил.

— Если что-нибудь когда-нибудь случится. Если тебе что-нибудь понадобится. Если ты просто захочешь поговорить. Если тебе станет страшно. Если ты разозлишься или тебе будет грустно — просто позвони мне, и мы во всем разберемся. Вместе. Договорились?

Губы Данила изогнулись в счастливой улыбке.

— Договорились.

Анна была права: важен результат. Видеть Данила счастливым, по-настоящему счастливым — это все, что имело значение.

— Большое спасибо, что пришла! Арина заключила Анну в теплые объятия. — Я надеюсь, тебе было весело.

Когда Арина пригласила ее в книжный клуб, Анна на самом деле не хотела приходить. У нее никогда не было большой компании друзей. Она чувствовала себя посторонней на подобного рода мероприятиях. Мысль о том, чтобы войти в комнату, заполненную женщинами, которых она едва знала, была сродни предложению добровольно пройти лечение зуба без анестезии. Но, к ее удивлению, вечер выдался очень душевным и веселым.

Время пролетело незаметно, и когда