Мемуары Ведьмы. Книга вторая - Кати Беяз

Его темно-синее, практически черное полотно было исчерчено сиренево голубыми линиями, словно гигантская тетрадь в клеточку. Все эти линии напоминали мне натянутые струны, которые слегка подергивались так, словно музыкант аккуратно только что испробовал свой новый музыкальный инструмент. Вдруг кто-то невидимый зацепил одну из струн сильнее, и все вокруг заколыхалось ей в такт. Ночные деревья, словно внимая каждому движению светящейся линии на небосклоне, завибрировали, безупречно повторяя ее мелодию. Сколько лет бабушка день ото дня твердила мне, что все вокруг непрерывно связано, все взаимодействует друг с другом и живет, как один большой организм. Мне предлагалось поверить на слово, чего я так и не сделала до настоящего момента. Сейчас я не только видела это своими глазами, я ощущала этот факт всем своим существом, так же понимая, что сама являюсь лишь малой частью целого. Когда мы рубим лес, то отрезаем свои руки, когда жжем его, то душим свое горло, когда убиваем животное, то часть человека в нас самих навсегда умирает. Это истина сейчас была мне кристально ясна. Она являлась неоспоримой и единственно правильной. Я так видела, так ощущала и понимала этот мир, плывя с ним на одних волнах одного вселенского океана.

Вдруг одна из звезд разгорелась ярче других, и вмиг расширившись, выплюнула из себя юркий красный огонек.

«Неопознанный летающий Объект», — пронеслось в моей голове.

Красная звездочка пролетела вдоль одной из небесных струн и скачком зацепилась за макушку дерева. Словно подводный охотник, я перевернулась на живот и стала наблюдать за огоньком, зависшим где-то в полсотни метров от меня. Ветер колыхал его практически так же, как и меня, и я решилась приблизиться. Подтянув к себе ноги и оттолкнувшись ногами от воздуха, я раздвинула воздушные массы руками, направляя их вдоль себя. Уже через мгновение я оказалась в воздухе без какой-либо дополнительной опоры. Мной овладел страх, ведь по всем законам гравитации я должна была бы падать камнем вниз. Как только эта мысль пронеслась в голове, все моё нутро сжалось, и я ощутила, что лечу в свободном падении вниз.

«Нет, нет, я не боюсь, я могу летать… Я умею это делать», — вмиг скомандовала я себе и остановилась в метре от снежного сугроба.

Слегка дотронувшись до него ступней, я снова оттолкнулась от его бархатной шапки и устремилась вверх. Чем больше я верила, что могу летать, тем меньше усилий мне требовалось для полета. Эта взаимосвязь четко просматривалась и в какой-то момент, отпустив свои страхи, я ощутила полную свободу, легкость перемещения по воздуху и его естественность. И мельком взглянув вниз, туда, где прозрачный воздух разделял меня десятками метров с землей, я опять с непривычки лишь слегка содрогнулась.

Зацепившись руками за макушку дерева близ красного огня, я вновь повисла на его ветвях, колыхаемая мягким ветром. Расположившись отдохнуть, словно у буйка в бушующем слегка прохладном океане, я сфокусировалась на красной точке. Но лишь только я подалась вперед, чтоб подобраться к нему, как тот внезапно исчез, мгновенно отскочив от меня на пару деревьев вперед. Не понимая, с чем связан этот скачок, я вдруг услышала ясный женский голос в своей голове:

«Завтра приходи одна».

Отчетливо понимая, что не могу говорить, я просто одобрительно кивнула. Набравшись смелости и вновь оттолкнувшись от Сосны, я полетела в сторону дома. Этот полет теперь был абсолютно таким же, как если б я плыла в воде. Наконец-то, окончательно поняв, как летать, моё тело, а точнее дух, стал практически невесомым, хотя какой-то вес я все же имела. С небольшим усилием раздвигая воздушные массы и отталкиваясь от них, я вполне могла набирать скорость, а потом свободно лететь по инерции вперед.

Так я долетела до дома, аккуратно спустилась и прошла сквозь входную дверь. За столом по-прежнему сидели бабушка и дедушка.

— Это только моя вина, она еще такая молодая.

— Не надо, перестань, сейчас все люди болеют этим, и никто не знает от чего именно эта болезнь. Причину не нашли…

— Ровно, как и лекарство, — перебила бабушка, — я бы все отдала, чтоб уйти вместо нее, — обреченно на выдохе произнесла она и закрыла лицо руками.

— И я бы отдал, — обняв ее за плечи, успокаивал дедушка, — и мы отдадим, когда нас позовут.

Я прошла к своей кровати, поняв, что они меня не видят и не чувствуют. Склонившись над ней, я увидела себя. Моё лицо было невыразимо бледным, вокруг глаз виднелись темные круги, лоб покрывало мокрое полотенце, а рот был болезненно приоткрыт. Несмотря на такой жалкий вид, у меня почему-то не возникло никаких чувств жалости к себе или намека на тоску по своему бренному телу. Я понимала: то, что лежит на кровати — моя оболочка, и эта девочка, она не имеет ничего общего с тем, кем на самом деле я являюсь.

Я села на край кровати и посмотрела на большую слабоосвещенную комнату. Сейчас она выглядела несколько иначе: из каждого угла на меня смотрели колдовские защитные символы, которые излучали видимый свет. Обычная краска, что использовалась для их написания, сейчас светилась так, словно состояла из тысячи микроскопических зеркал, отражающих любой, даже самый тусклый свет. Этот свет был мягким и совсем не слепил глаза, деликатно озаряя каждый угол ночной комнаты. Из-под съехавшего в сторону ковра, в самом её центре, торчали части огромного магического символа, который был выполнен красным. И сейчас, подобно белым знакам на стенах, его краска так же светились, будто бы под пол кто-то поместил мощный прожектор. Свечение магического знака было таким сильным, что окрасило белые вязаные носки моей бабушки в розовый цвет. Подняв свой взгляд по ее ногам, я вдруг заметила, что и она сама распространяет свечение. Оно было полупрозрачным и с первого взгляда совсем не бросалось в глаза. Однако, присмотревшись, я отчетливо увидела зеленовато лазурный ореол, который очерчивал силуэт бабушки с головы до ног. Такие явления сложно описать словами, так как они имеют свою собственную неповторимую природу. Тем не менее, загадочный ореол являлся чем-то средним между северным сиянием, синим пламенем и мыльным пузырем. Бабушку обволакивала, словно мыльный пузырь, прозрачная пленка, на поверхности которой менялись цвета, переливаясь от голубого до насыщенно зеленого. Во многих местах были видны завихрения красок и перетекание одних оттенков в другие. Вся грудь светилась яркой зеленью молодой травы, переходя в лазурь шеи и собирая мощь к височной и затылочной частей головы, давая круговое свечение бирюзового огня и образуя подобие короны. Странные мини-вихри постоянно меняли свое местоположение. Они образовывались сами по себе, заворачиваясь спиралями и сияя в самом своем сердце искристыми золотыми блестками. Присмотревшись к этим блестящим фрагментам, я вдруг обнаружила их рассыпанными по всей поверхности мыльного пузыря. Золото скапливалось ближе к рукам, плавно перетекая в пальцы. В следующий момент бабушка подняла к небу глаза, и они двумя золотыми лучами выстрелили ввысь. Ее макушка засветилась глубоким синим цветом, по которой, словно по ночному нему, мигом завихрились золотые звезды.

Переведя взгляд на дедушку, я увидела, что он тоже светится, правда, намного меньше. Надо отметить, что его цвет был необычайно нежным и так не соответствовал положению хозяина дома, главы семьи, и, в конце концов, старика. Его практически равномерное сиреневое свечение было наполнено множеством ярких серебряных блесток, словно он каким-то непостижимым образом впитал в себя все краски раннего зимнего утра. В отличие от бабушкиных активных цветов и быстрых золотых воронок, дедушка переливался спокойным статичным блеском, и лишь его бело серебряная пылающая корона порою вспыхивала приятным фиолетовым огнем. Они были такие красивые, что я еще долго не могла отвести от них глаз. Их потрясающие цветовые гаммы медленно перетекали друг в друга с каждым касанием их рук. Они, словно акварельные краски в прозрачной воде, смешивались и растворялись друг в друге. Разбросанные по телу завитки из переливающихся блесток мгновенно куда-то исчезали и так же быстро образовывались, словно из ниоткуда. Вглядевшись, я заметила два тонких длинных луча, исходящих прямо из их макушек. Они словно тонкие золотые лески поблескивали, растворяясь где-то в штукатурке потолка. Это зрелище мне напомнило кукольный спектакль, где мои старики, словно две марионетки, были подвешены каждый на своей золотой струне. Бабушка играла роль лесной феи, а дедушкины седые волосы и борода в этом невероятном свечении напомнили мне святых со старинных икон.