Один на миллион - Моника Вуд

— Держу пари, он был симпатичный, — прошептала Белль. Она восхищенно смотрела на Ларри.

Куину хотелось поскорее уйти отсюда, уж больно все было ему поперек души.

— Я кормлю птиц, — сказала Уна.

— Простите?

— Я кормлю птиц. ВО ДВОРЕ СОБСТВЕННОГО ДОМА. Этот человек приходит помогать мне, но вообще-то срок его дежурства уже закончился. Он завершил свое дежурство. ВОТ ОН, ЭТОТ ЧЕЛОВЕК.

Все воззрились на Куина, словно ожидали, что тот раздаст им таблетки или проверит суставы. Куин даже порадовался, что утром надел новую футболку и чистые джинсы.

— Не припоминаю этого, — сказал Ларри. — Наверное, вылетело из головы. В последнее время такое бывает, должен признать, как ни жаль.

Он похлопал себя по макушке:

— То одно, то другое вылетает из этой старой непутевой головы.

— А я и не кормила птиц тогда, — сказала Уна. — Тогда времени не хватало. ДЕЛ БЫЛО МНОГО.

— Как у нас у всех, дорогая, — он улыбнулся, показав такие же крупные квадратные зубы, как у матери.

В общем, он не слишком заинтересовался Уной. С завидной легкостью, очень непринужденно принимал он превратности и капризы старости. Должно быть, доктор Стоукс относился к той вымирающей категории людей, которые переезжали из дома в дом, насвистывая модную песенку. Он нравился Куину. Бросив взгляд на Белль, Куин убедился, что она наконец-то расслабилась. Пусть эта встреча матери с сыном прошла не так, как она воображала, — начать с того, что сын оказался намного старше, чем в ее фантазиях, — все равно она преобразилась. Выглядела довольной.

— Что стало с твоими вещами? — спросила Уна.

Ларри похлопал по уху, словно включая слуховой аппарат, хотя не носил его.

— ТВОИ ВЕЩИ? ГДЕ ОНИ? — повторила Уна. — Мебель там. Книги. Важные документы. ГДЕ ТВОИ ВЕЩИ?

— Ах, боже милостивый, мои вещи, — сказал он. — Там такое дело. Девочки забрали серебро. Мальчики, наверное, технику. Остальное продали вместе с домом на аукционе.

Он покрутил регулятор на подлокотнике и откинул спинку кресла назад. У птичьих кормушек никто не появлялся. Куин начал думать: может, желтогрудая иктерия — вымерший вид, наподобие дронта, и никогда не появится.

— Очень рада познакомиться с вами, — сказала Белль.

Ларри коснулся полей воображаемой шляпы.

— А это кто у нас?

— Меня зовут Белль.

Неужели она улыбалась во весь рот? Да, улыбалась.

Ларри снова обратился к Уне:

— А вы тоже хотели что-нибудь взять себе, дорогая? Если б знал, я бы приберег что-нибудь для вас.

— Может, тебе встречалось мое свидетельство о рождении? Случайно?

Ларри снова похлопал по уху.

— МОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ.

— Зачем мне ваше свидетельство о рождении, дорогая?

— Мои родители отдали мои документы Мод-Люси на хранение. ТВОЯ МАТЬ ЗАБРАЛА ЕГО.

Белль толкнула Куина сильнее, чем хотела, наверное. Они стояли очень близко друг к другу.

— О чем она? — прошептала она. Но он понятия не имел. Уна не рассказывала ему всю историю целиком.

Уна положила свою костлявую руку на костлявую руку сына и наклонилась к его уху:

— Она хранила документы в красной эмалевой шкатулке.

Он поднял голову к ней, и она распрямилась.

— Мои родители ПАНИЧЕСКИ БОЯЛИСЬ КОНФИСКАЦИЙ, и не без причины, — продолжала она. — А твоя мать была ЕДИНСТВЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРОМУ ОНИ ДОВЕРЯЛИ БЕЗОГОВОРОЧНО.

Вдруг одна из пленниц заверещала, как птенец:

— Доуктор, доуктор, доуктор!

— Одну минутку, — сказал Ларри.

Он отъехал на своем кресле в противоположный угол палаты к женщине с совершенно лысой головой, поговорил с ней минуту, послушал сердце стетоскопом и вернулся.

— Я мало чем могу помочь, — пояснил он. — Только унять приступ страха.

— ЛАУРЕНТАС, МНЕ НУЖНО МОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО О РОЖДЕНИИ.

— У меня нет вашего свидетельства о рождении. Скорей уж у вас должно быть мое.

Когда он говорил, то до жути становился похожим на Уну: каким-то изгибом губ, этими квадратными зубами.

Уна помолчала секунду-другую, потом снова пошла в атаку.

— Мы говорим о людях, которые хранили деньги в КОНСЕРВНОЙ БАНКЕ, — говорила она сыну. — У них был дом, а потом еще и бакалейный магазин, но они всего боялись. Они нигде не могли укорениться. В этом их беда. Они не могли укорениться даже в собственной шкуре.

Ее голос на мгновение приобрел блеск:

— Твоя мать была полной противоположностью.

— Простите. Что вы сказали?

— ТВОЯ МАТЬ БЫЛА ПОЛНОЙ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬЮ. Эта женщина могла укорениться где угодно. Не то что эти нынешние люди. ЭТИ ЛЮДИ, — повторила она, указывая на Куина. — Эти нынешние люди понятия не имеют, где они находятся. И где бы ни находились, им кажется, что попали не туда.

Белль тихонько рассмеялась. Куин почувствовал, что она удаляется куда-то, где ее не достать, и что день неотвратимо катится к ужасному концу. Он остался в полном одиночестве среди трех непостижимых человек, и на каждом из них вдруг проступил яркий и своеобразный отпечаток будущего, которое ожидало его в ближайшие минуты или часы.

— Если моя мама забрала что-то из ваших вещей, то они погибли в пожаре, как и все остальное, — сказал Ларри.

— В каком таком пожаре? — спросила Уна.

Она впервые обернулась к Куину:

— Вы можете заставить этого типа говорить разумно?

Но Куин ничем не мог ей помочь. Он стоял замерзший в своей новенькой футболке и пытался постичь, чего она добивается. Одно было очевидно: она приехала сюда не ради душещипательного воссоединения с плодом чрева своего. Она приехала за своим свидетельством о рождении. Он мог бы догадаться с самого начала. Впрочем, он все равно повез бы ее в Вермонт — внезапно понял он и удивился этому новому знанию о себе.

— В каком таком ПОЖАРЕ? — повторила Уна.

— В том самом пожаре, — ответил Ларри. — Я был ребенком, конечно, но, кажется, помню все, так часто она рассказывала про пожар. Семейное поместье, видите ли. Семь домов и один из фруктовых садов погибли за ночь.

Куин переводил взгляд с одного лица на другое, потом в окно, словно птица, которую высматривал Ларри, вот-вот появится, как почтовый голубь, а к лапке привязана записочка: «Эй, Уна, нет у него ничего».

— ТВОЯ МАТЬ ПИСАЛА МНЕ МНОГО ЛЕТ С ОДНОГО И ТОГО ЖЕ АДРЕСА, — сказала Уна.

Она, прищурившись, вглядывалась в Ларри, словно устанавливала его личность.

— Ее отец построил новый дом на месте сгоревшего. Точнее, два дома. Один для себя, другой для нас, — Ларри мечтательно улыбнулся. — Как я скучаю по тому дому, боже милостивый. Мы потом продали его какой-то фирме, она там все застроила многоквартирными домами. Я отвечу перед Всевышним за это, но ведь фирма платит за мое пребывание здесь.