Объектно-ориентированная онтология: новая «теория всего» - Грэм Харман

Более столетия философия на Западе концентрировалась вокруг двух полюсов, на которых располагались две параллельные традиции: англо-американская и европейская континентальная, для краткости обычно называемые «аналитической» и «континентальной». Несмотря на возникшую недавно моду на утверждения, что это привычное разделение является либо иллюзорным, либо «всего лишь социологическим» — как если бы социальные явления не имели ничего общего с реальностью, — аналитическо-континентальный раскол живет и здравствует. Это очевидно из того простого факта, что приверженцы одной традиции часто не читают основных авторов другой, а в некоторых случаях даже не подозревают об их существовании. ООО, несмотря на ее явный междисциплинарный характер, изначально возникла именно из философии, а точнее — из ее континентального подраздела. Это значит, что по большей части она была проигнорирована философами-аналитиками, и даже тогда, когда этого не происходило, ее, как и практически все относительно недавно возникшие континентальные течения, быстро отправляли в утиль (169).

Не слишком оптимистично была принята ООО и с континентальной стороны границы, несмотря на то, что именно там находится место ее рождения. Существенная трудность состояла в том, что континентальная философия была, как обычно, либо безразлична к вопросу реализма, либо открыто антиреалистична по своему характеру. ООО же защищает открытую форму реализма, которую континентальные читатели слишком поспешно склонны считать реликтовым пережитком тяжелых старых времен в философии (170). Более того, несмотря на то, что передовая континентальная философия с 1980-х годов находится под влиянием преимущественно французского авангарда, наиболее важным из новых французских мыслителей для ООО является Латур: его повсеместно читают социологи и антропологи, но континентальные философы — едва ли. Те из доминирующих континентальных критиков, кто хотя бы не проигнорировал ООО, иногда пытались утверждать, что ее главные идеи были позаимствованы у их собственных героев. Дерридианец Питер Грэттон утверждал, например, что ООО объята «страхом влияния» перед — что неудивительно — самим Жаком Деррида! (171) Цель этой главы — показать некоторые из наиболее очевидных различий между ООО и теми относительно недавними французскими авторами, что господствовали в течение последних тридцати — сорока лет: Деррида и Фуко. Тут нам придется опустить другие значимые фигуры, возможно имеющие куда больше точек соприкосновения с ООО: Бадью, Делёза и Лакана.

Совсем немного персонажей в гуманитарных науках последнего столетия равнозначны в своей противоречивости Деррида, самой знаковой фигуре интеллектуального периода, известного под названием «постмодерн». Его неортодоксальный стиль и странная харизма вызывали раздражение у многих, вплоть до того, что порой его провозглашали мошенником и шарлатаном.

Один из примеров подобной негативной реакции случился в 1992 году, когда его номинации на звание почетного доктора Кембриджского университета воспротивилась группа именитых аналитических философов, несмотря на то, что степень он все-таки в итоге получил (172). Хотя я лично никогда не был большим поклонником Деррида (в ООО-сообществе только Тимоти Мортон полагает себя ему интеллектуально обязанным), он определенно не является ни шарлатаном, ни мошенником. У Деррида есть веские философские доводы, даже если таковые не являются для нас убедительными или особо важными. Тем не менее время от времени предпринимаются попытки доказать, что ООО позаимствовала у Деррида больше, чем готова признать, Грэттон же попросту представил наименее враждебную версию данной претензии. Несмотря на своих многочисленных хулителей, Деррида по-прежнему вызывает всеобщее восхищение как самый выдающийся мыслитель континентальной философской традиции — вердикт, с которым я никак не могу согласиться. Именно поэтому я хочу объяснить главное отличие, отделяющее Деррида и его все еще активных последователей от объектно-ориентированных течений мысли.

Будучи уже знаменитым во Франции и США к середине 1960-х годов, Деррида занял подобающее себе место в 1967 году, после выхода в свет трех своих эпохальных работ (173). Одна из них, «О грамматологии», и по сей день остается самой цитируемой из его книг. Словом «грамматология» называется предложенная Деррида «наука о письме», хотя сам он уверял, что импульс для появления такой науки уже давно набирал обороты вне границ его собственной деятельности. Давайте рассмотрим одну из наиболее интересных интерпретаций Деррида классической философской работы, платоновского «Федра», которую он предпринял в очерке «Фармация Платона» (174). В одном из мест «Федра» пересказывается беседа об изобретении письма, протекающая между Сократом и заглавным персонажем диалога. Сократ упоминает древний египетский миф и говорит нам, что письмо — это фармакон (корень нашего слова «фармация»), по-гречески означающее и яд, и снадобье. Сократ пытается сообщить, что, хотя изобретение письма и позволило сохранить большое количество информации, ранее терявшейся в потоке времени, оно при этом вызвало нашу от него зависимость, поскольку письмо наносит ущерб нашей природной способности к запоминанию. Возможно, самой уникальной чертой Сократа как мыслителя было то, что он никогда не излагал свою философию на письме, якобы потому, что боялся, будто его работы могут быть неверно истолкованы после смерти, ведь его больше не будет рядом, чтобы объяснить их лично. В более общем смысле Сократ, кажется, предпочитает личное присутствие (presence) (175)философов, говорящих своим собственным голосом; письменные работы, напротив, были бы просто производными формами от непосредственного присутствия говорящего учителя.

В этом месте к обсуждению подключается сам Деррида. Он отступает от мнения Сократа о привилегиях живого голоса, поскольку для Деррида почитание присутствия является кардинальной ошибкой всей западной интеллектуальной традиции. В его понимании чистого присутствия (presence) нет нигде. Никогда невозможно закрепить буквальное значение слова или текста, поскольку его нельзя изолировать от многочисленных контекстов возможного истолкования. Согласно Деррида, те «ошибки в понимании» написанного, которых столь опасается Сократ, неизбежны для каждого записанного или произнесенного высказывания; он дает им новое имя, «диссеминации», оно означает неостановимое и непредсказуемое распространение значений. Деррида связывает присутствие с тем, что он именует логоцентризмом западной метафизики, а также с родственными ему терминами фоноцентризми фаллогоцентризм. Последний из упомянутых терминов часто вызывал злобные насмешки, хотя, похоже, все дело в том, что фаллос часто воспринимается в качестве крайнего примера чистого присутствия (presence) в противоположность явному отсутствию или «нехватке» (lack), репрезентируемой женскими гениталиями. В любом случае не будет преувеличением сказать, что борьба с присутствием составляет существо всей интеллектуальной карьеры Деррида.

Теперь возникает вопрос о том, как различаются Деррида и ООО в своем отношении к теме присутствия (presence). ООО в определенном отношении может быть воспринята как развитие философии Хайдеггера, но часто говорят — не без доли справедливости, — что мысль Деррида — это также развитие мысли Хайдеггера. На первой странице написанной мной несколько лет назад книги введения в философию Хайдеггера даже есть такие слова: «Его [Хайдеггера] взгляд состоял в том, что у каждого великого мыслителя есть одна-единственная великая мысль. У Хайдеггера эту мысль можно выразить так: бытие — это не присутствие». Деррида мог бы опознать в этом предложении и себя, тем более учитывая, что продолжил я так: «Бытие не присутствует, поскольку бытие — это время…» (176)Деррида часто обращается к времени как к бегству от присутствия, и критика ООО Грэттоном фактически равнозначна утверждению, что это статичная философия, неспособная справиться с изначально данным потоком темпоральной реальности (177). Из всего этого тем не менее выпадает важный пункт о том, что есть как минимум два разных способа противостоять присутствию. Одним из них является маршрут, выбранный ООО и, как я уже говорил, Хайдеггером, при том что ООО продолжит двигаться по нему, даже если ее интерпретация Хайдеггера будет каким- то образом опровергнута. Это возможность сказать, что присутствие не справляется просто потому, что оно есть перевод отсутствующего реального объекта, который никогда не сможет проявиться во плоти, не став при этом чем-то иным относительно того, что он есть на самом деле. Реальный молоток никогда не становится присутствующим, даже тогда, когда он ломается или когда мы специально на него смотрим, так как ломать и смотреть — это отношения с молотком, а молоток сам по себе является чем-то находящимся вне каких-либо отношений. Короче говоря, ООО следует философски реалистическому рецепту флангового обхода реляционного присутствия сущих (beings), уже названного нами чувственной сферой. Грэттон утверждает, что ООО таким образом просто повторяет философию Платона, однако подобное утверждение безосновательно: там, где платоновские совершенные формы потусторонни и вечны, реальные объекты ООО посюсторонни и полностью уничтожаемы. По этой причине сравнение ООО с Аристотелем было бы намного более аккуратным.